Александр Красницкий - В пасти Дракона

С мукденским отрядом было совсем другое.

Мукден — это главный город в Маньчжурии, вторая после Пекина столица Китая. Здесь резиденция тсунг-ту, или генерал-губернатора Маньчжурии, и поэтому сюда ранее всего попал упущенный русскими в Телине императорский указ об изгнании из Маньчжурии европейцев.

В Мукдене римско-католической миссией! был сооружён великолепный собор. Это было первое европейское здание, сожжённое здесь боксёрами.

Михаил Васильевич, у которого здесь работали артели, явился сюда, прослышав, что с рабочими возникли недоразумения. Но когда он прибыл, все рабочие уже разбежались, а народ кругом волновался.

— Не вовремя вы сюда! — встретил Кочерова командовавший местным отрядом поручик Валевский.

— Вижу сам, ну да ничего! — бодрился Кочеров. — Лишний человек вам будет подмогой. Волнуются?..

— Не говорите... Ужасы, каких не дай Бог никому перенести. Собор сожгли, своих, кто в христианство перешёл, без пощады режут, католических миссионеров так и гонят.

— Ну, они это заслужили! Из-за них же вся каша!

— Так-то так! А расхлёбывать её нам придётся...

— Ничего, авось вызволимся!

— Да, главное, что помощи даже и ждать нельзя. Телеграф с Ляо-Янем прерван, мы окружены...

— Тогда мы и сами отобьёмся...

Поручик Валевский был красивый молодой человек с несколько грустным лицом, необыкновенно вежливый и деликатный. Он словно не ко двору был в этой стране, где грубая сила правила балом, но храбрость его и решительность были вне всяких сомнений. Это знали все его подчинённые, общим любимцем которых он был.

— Отобьёмся, я думаю, — отвечал поручик, и заметив подходившего бравого унтер-офицера, крикнул ему: — Что, Пилипенко, отобьёмся от длиннокосых?

— Так точно, ваш-бродь! лихо откозырял тот. А пока что отходить нам нужно.

— Что случилось?

— Китайская конница валом валит!

— Много?

— Видимо-невидимо! Жгут мосты, и пушки с ними... Как бы врасплох не застали...

Валевский задумался.

— Что же! — словно советуясь сам с собой, сказал он. — Отойдём мы в чумные бараки. Они ведь укреплены?

— Так точно! Недавно земляная работа закончена. Пока что — там отсидеться можно.

— Тогда и отступим туда и укрепимся.

Неприятеля ждать пришлось недолго. Китайские кавалеристы, как только собрались, кинулись на горсть русских. Они были отбиты, но Валевский понял, что вторичного нападения ему не выдержать, и сейчас же перешёл со всем отрядом и служащими в бараки, где всё-таки можно было защищаться от неприятеля. Собрались все: военные железнодорожные агенты, инженер Верховский; были две женщины — телеграфистка Лутовенко и жена машиниста Рузанова. Всего было 54 человека [73] Один офицер, 30 солдат и 21 вольнослужащий. . И эту горсть, запёршуюся за деревянными стенами жалкого укрепления, осадили пять тысяч китайцев.

Молодцы не унывали.

— Отсидимся! — весело говорили они. — Пусть попробуют только сунуться. А там наши подойдут.

— Откуда? Из Ляо-Яня и Телина помощи ждать нечего. Там самим не до того!

— На станциях есть... охранные.

— Много ли их! Как бы их самих выручать не пришлось.

— Никто, как Бог! Его святая воля!

Только одна эта надежда и оставалась у неустрашимых людей.

А китайцы, между тем, не дремали. Было 23-е июня, когда они из четырёх орудий начали с трёх сторон бомбардировать бараки. Одновременно с этим не смолкали ружейные залпы.

— Беда, коли Пристреляются, — говорили солдаты.

Не сдобровать нам!

— А вы, ребята, не дозволяйте им пристреливаться, — ободрял Валевский. — Бейте по орудийной прислуге. Орудия-то не прикрыты...

Это помогло. Русские не давали китайским артиллеристам примериться к орудиям. Выстрелит китаец раз, на другой нужно нового: меткая пуля уже свалила бомбардира. Китайские гранаты перелетали через бараки.

Так продолжалось с утра и за полдень. Вдруг около часа дня откуда-то издали донеслись голоса.

— Что это? Никак наши? — заволновались в бараке.

Стали прислушиваться. Голоса всё ближе...

— Что за оказия! С песнями идут! Уж не подкрепление ли?..

Нет, это отступала с железнодорожной станции Цай-Ло-Ку кучка солдат — в 12 человек всего.

Три сотни китайцев с двумя орудиями наседали на них, а храбрецы шли с громким пением [74] Официальный рапорт. .

До бараков они добрались благополучно: Утомлены они были до последней степени. Жажда мучила этих людей. Но на дворе бараков они почувствовали себя на седьмом небе.

— Словно из ада выскочили! — говорили новоприбывшие.

Они расположились на отдых, закурили папиросы и держали себя так спокойно, словно визг гранат и свист пуль были приятной для слуха музыкой.

Отряд Валевского таким образом усилился, но это имело мало значения. Как ни метки были русские стрелки, но китайцы всё-таки пристрелялись, и их снаряды стали ложиться на дворе барака. Вспыхнул было пожар, но его успел потушить солдат Живулько, самоотверженно кинувшийся на крышу барака, не обращая внимания на пули. Ему удалось сбить пламя, но он тяжело был ранен в ногу.

Под вечер бомбардировка прекратилась, стих и ружейный огонь. Осаждённые могли вздохнуть спокойно.

— Нам мет возможности держаться, — говорил Валевский своим ближайшим товарищам. — Один убит, двое ранены. Китайцы пристрелялись... Ещё день — и их снаряды разнесут наш барак. Что, господа, скажете?

— Нужно уходить! — выразил своё мнение Кочеров.

— Я то же думаю, и нечего медлить... Счастье наше, что с нами всего две женщины... Им бы предложить переодеться.

— Как переодеться?

— В мужское платье... Это было бы очень удобно при отступлении.

— Мало нас!

— На пути присоединятся ещё!.. Итак, решено: мы уходим!

В ночной темноте тронулся маленький отряд. Ки тайцы, уверенные, что русские не уйдут от них, даже и не сторожили неприятеля, так что удалось выйти из барака и, благополучно миновав китайские деревни, выбраться на линию железной дороги в восьми верстах за Мукденом. Женщины шли в мужских костюмах и поэтому не особенно мешали на таком опасном пути.

— Знаете что!? — обратился Валевский к Михаилу Васильевичу, шедшему около него в голове отряда. — Я предчувствую, что мне не довести моих людей... Скоро меня убьют!

— Бог с вами! Что вы такое говорите! Откуда вы можете знать?

— Чувствую...

— Мало ли что можно чувствовать!

— А на этот раз я не ошибаюсь! не хочется умирать, мама у меня старушка останется. Жаль её, а пуще их жаль! — поручик кивнул на отряд. — Одни они не дойдут, пожалуй.

— Перестаньте вы говорить так! К чему такие мрачные мысли! Вернёмся все живы-здоровы, только бы до Ляо-Яня дойти. Вероятно, полковник Мищенко не ушёл оттуда.

— Не знаю, не думаю, но всё может быть.