Александр Красницкий - В тумане тысячелетия

— Да помоги же! — отчаянно крикнул он.

Любуша на этот раз оказалась добрее. Она попридержала челнок Вадима, и это дало ему возможность ухватиться за борт.

— Ну, теперь выкарабкивайся сам! — сказала она. — Да в другой раз не лезь к чужим невестам. А теперь прощай! Помни, никому не скажу об этом... Пожалею.

В несколько взмахов весла она очутилась далеко впереди Вадима и скоро скрылась за поворотом речки.

Вымокший старейшинский сын дрожал всем телом. Когда он почувствовал, что счастливо избежал опасности, злоба снова проснулась в нём.

— Отомщу! За всё отомщу! — скрипел зубами он. — А ты помни: будешь моей или умрёшь...

Кое-как ему удалось поймать весло. Он снова пустился было в погоню за Любушей, но настигнуть её уже не удалось.

Целую ночь не мог Вадим заснуть. Только по временам впадал он в забытье, и тут ему представлялась Любуша в объятиях ненавистного Святогора.

Скрежеща зубами, Вадим вскакивал со своего ложа и, грозя кулаком невидимому врагу, шептал:

— Отомщу! Убью...

Заходили чарочки по столику.

оромы Гостомысла, точно так же, как и все постройки того времени, отличались от нынешних особенной простотой, отсутствием архитектурных украшений. По внешнему виду они походили на чистенький домик современного нам провинциального городка. Окна были маленькие, с слюдой вместо стёкол. Они не отворялись, как теперь, а опускались или поднимались. Внутрь вела простая тесовая дверь, недавно только навешанная на петли, завезённые сюда издалека иноземными купцами. В большинстве же других новгородских домов двери были приставные или опускные и вместо замка подпирались изнутри толстым колом. Но Гостомысл, а за ним и многие из его бояр уже познакомились со многими благами западной цивилизации и жили не совсем по старине. Так, внутри хоромы Гостомысла совсем не гармонировали со своей простой внешностью. Они были разубраны коврами, тяжёлыми медвежьими шкурами с большой претензией на роскошь. В главной горнице, служившей обыкновенно посаднику для приёма наиболее дорогих и именитых гостей, стояли длинные дубовые столы, покрытые привозными скатертями. Вдоль столов — широкие лавки. На стенах развешаны были турьи рога, шитые колчаны, мечи, луки, боевые топоры. Всё кругом сияло безукоризненной чистотой и опрятностью.

Когда Гостомысл и Стемид в сопровождении старого Витимира, степенных и старших бояр и «концевых» старост вошли в горницу, там уже ожидали начальники норманнского отряда, прибывшего недавно в Новгород, ярлы Руар и Инглот, и старший из них Фарлаф — седой старик с испещрённым многими шрамами лицом и кривой на один глаз.

Они громко приветствовали появление хозяина.

Наскоро объяснил им Гостомысл, что новгородское вече вполне согласно на все их предложения и разрешает им свободную торговлю во всех с новгородских пятинах, а также и во всех попутных весях.

— Вот это хорошо! — крякнул Фарлаф. — Не с пустыми руками прибудем мы на родину. Думаю, много мехов прикопилось за это время...

— Ещё бы! На пути вашем все звероловы живут, да в землях Полянских и у древлян немало нашлось для вас дорогих мехов.

— Поляне что? — скривился Руар. — Знаю я их... На мужей не похожи. Наши женщины храбрее их.

— Что так?

— Не меч у них главное, а свирель да гусли!

— Ну?

— Верно!

— Верно, верно! — поддержал Руара Инглот. — Вот послушайте, что византийцы рассказывают про славян...

— Говори, говори.

Инглот отпил полкубка крепкого мёда и начал рассказ:

— Поймали как-то раз ромеи, — давно это было, пожалуй, и дедушки наши ещё не жили, а просто так рассказ из уст в уста идёт, — троих каких-то чужеземцев в земле своей греческой... Верно, думали, соглядатаи пришли вызнать слабые места столицы Византии. В то время хан аварский на Византию шёл, народу с ним — видимо-невидимо; так и те трое, похоже, принадлежали к его дружинам... Схватили их ромейские воины, привели как соглядатаев к своему начальнику, оглядывают их — что за диво!.. Ни мечей, ни секир у них нет. Сами они все народ здоровый, плечистый, а ничего в них нет такого, чтобы хоть сколько-нибудь о воинах напоминало. Думали, что припрятано у них где-то оружие, стали досматривать. Так, рассказывают, просто со смеху византийцы чуть не померли... Вот так воины грозного хана аварского! Вместо мечей — у них гусли подвешены были; вместо секир — кифары... Таким воинам разве на баб под окна воевать ходить, песнями да прибаутками улащивать их, а не на ратном поле с врагом биться!

Инглот, а за ним и другие норманны, разразились громким смехом, которому вторили и новгородцы. К общему разговору не присоединились Гостомысл да Фарлаф, оживлённо беседовавшие между собой, да Стемид ещё, глядевший на пирующих мрачнее осенней ночи.

— Что же с ними было потом? — любопытствовали.

— Отвели их ромеи, как чудо какое, к самому императору, — продолжал воодушевившийся всеобщим вниманием Инглот. — Тот спрашивает их: «Кто вы?» — «Мы — славяне, — отвечают. — Живём далеко-далеко отсюда, на самом дальнем конце Западного океана». — «Как попали сюда?»

Не стали они перед византийским императором таиться и прямо ответили: «Прислал к нашим старейшинам хан аварский разные дары и потребовал от нас людей ратных, чтобы примкнули к его дружинам и вместе с ними на вашу Византию войной пошли. А мы люди тихие, простые, с оружием управляться не умеем, никогда войны не знали, и нет железа в нашей стране! Только играем мы на гуслях и ведём жизнь спокойную, мирную — без ссор и кровопролития! Так и не могли мы дать аварскому хану ратных людей. Наши старейшины послали нас к нему сообщить такой ответ, он же нас стал держать у себя как пленников. Но ушли мы от него к вам, зная ваши доброту и миролюбие!»

Рассказчик замолчал и снова отхлебнул из кубка мёда.

— Как же византийский император поступил с ними? — вопросили заинтересованные слушатели.

— Что же ему с ними делать было? Подивился на них, на их силу, рост, стать, угостил и отправил восвояси!

— Вот и поляне такие же!

— Именно такие.

— Не то что соседи их, древляне!

— Те — зверь-народ!.. Со зверьми живут и сами зверям ничем не уступят!

— Радимичи с вятичами тоже им не уступят!

— И северяне такие же!

— Вся-то страна, кроме полян, на один лад.

— Как они себе жён-то друг у друга умыкают!

— А что?

— Да так сойдутся где-нибудь на лужайке, и тащит себе парень девку, которая понравится... Так потом и живут, у кого их две, у кого их три.

— Вот у полян этого не бывает никогда, все только с одной бабой живут и друг друга ни в чём не обижают!

— А что? Их Киев лучше нашего Новгорода?