Явдат Ильясов - Исторические романы и повести [Книги 1-9]

— Христиане толкуют о том же! И наши суфии-аскеты.

— Они исказили Эпикурово учение. У них — все для бога, у Эпикура — для человека. Нужно очистить сердце от всего, что мешает спокойно жить. Обретает покой, достигает чистого удовольствия душа, освобожденная от вредных заблуждений.

Одно из вреднейших заблуждений — страх смерти. Ибо он, этот страх, и есть родитель всех религий и суеверий. Но смерть к тому, кто жив, не имеет никакого отношения! Она — с мертвыми, смерть — всего лишь распыление атомов, ранее скрепленных в едином теле.

Боги? Они, как и мы, — сочетание атомов, они блаженны и вечны, живут где-то в межмировых пространствах, их не касаются наши горести, печали, гнев и желания. Нет Ахеронта, нет загробного воздаяния…

— Скажите! — рассмеялся Омар. — Я, оказывается, всю жизнь, сам того не зная, был завзятым эпикурейцем.

Высшее благо — независимость, свобода духа, достигаемые скромностью и самоограничением.

Будь скромен! Довольствуйся тем, что есть. Для малого нет бедности. Проживи незаметно, в мудрых беседах в кругу друзей, вдалеке от внешних треволнений.

Превыше всего — свободный полет ума, возможность мыслить отвлеченно, постигать беспредельное пространство. Философия — здоровье души. Мудрый живет как бог среди людей. Человека следует ценить не за богатство и знатность, а за ум, красоту и силу.

Дружба? Человек, не мешай другому человеку жить по его усмотрению, и ты ему — лучший друг.

Общество? Оно должно быть мирной совокупностью отдельных, независимых друг от друга, свободных людей, договорившихся не причинять друг другу вреда…

— Вот! — воскликнул Омар. — Тут все, что нужно человеку. Я верю: настанет время, когда люди, устав от пророков, от которых нет и не будет проку, возьмут на вооружение Эпикурову этику. Уже все придумано, — зачем еще что-то иное придумывать?

— Ты, братец, не знаешь людей. В какую пещеру забьешься, спасаясь от них с их оголтелой жадностью? Они не отстанут. Попробуй, договорись с такими! Возьмем Библию. Уже наши отдаленные предки лгут, крадут, убивают друг друга. Удивительно, а? Змеи одной породы, и те не жалят себе подобных.

— Не знаю, не знаю! — Омар сокрушенно разводит руками. — Я ничего не знаю… — Что он может еще сказать? Все как будто верно. Но от этих речей визиря мутится в голове. Хочется бросить все и впрямь укрыться в пещере.

***

Осень. Солнце вновь переместилось в созвездие Скорпиона. Крестьяне рады, вместе с ними рад и визирь: урожай в этом году на редкость хороший. Ибо никто не мешал селянину спокойно работать, было вдоволь воды в каналах. Действует новый календарь. Много лет не случалось в нашей стране, истерзанной смутами, такого благополучия.

Ликуй, древний народ! Воздай, обливаясь слезами умиления, хвалу золотому солнцу. Но помни: где-то возле него, укрывшись в ясных лучах, зловеще глазеет на землю кровавый Антарес — Сердце Скорпиона.

— Милый! — Они ночевали с Экдес на главной башне Звездного храма, — с весны до зимы Омар не терпел иной крыши над головой, чем звездное небо. — Погадал бы ты мне по звездам, а?

— С чего это вдруг? — буркнул Омар. Чертовщины, земной и небесной, он тоже терпеть не мог.

— Ну, так. Чтобы знать, что сулит мне судьба. Ты всем гадаешь. Можешь хоть раз мне услужить? Я никогда ничего у тебя не прошу.

Это правда. Ничего не просит. Ни колец золотых, ни монет, ни платьев парчовых. Что он даст по своему усмотрению, тем и довольна.

***

Омару — 44.

Гесиод написал «Теогонию» 1800 лет назад. "Книгу исцеления" Абу-Али ибн Сины по приказу халифа публично сожгут в Багдаде через семь, без двух лет, десятилетий. Поэт Имад ад-дня Насими будет зверски замучен, как еретик, через 325 лет в Халебе.

Джордано Бруно погибнет в огне через 508 лет.

***

— Хорошо, услужу, — ответил Омар, пристыженный. Прав султан: черств Омар, — сказал ему как-то на днях. — Какой у тебя гороскоп?

— Кто мне, бедной, мог его составить? У нас тут звездочетов сроду не водилось.

— Знаешь год, месяц и день рождения?.

— Знаю. Мать говорила. — Она назвала точную дату. — Старею, мой изумрудноглазый! Мне уже тридцать два.

— Разве трудно поверить. Сколько лет мы уже вместе?

— Семнадцать.

— Ого! Я не заметил как они пролетели. Как во сне. В сказочном сне. Но вот что необыкновенно: за семнадцать лет мы ни разу с тобою не повздорили! Ни разу.

— А зачем? — удивилась Экдес. — Нам вдвоем отрадно и спокойно. Ведь сорятся с теми, кто надоел? А мы друг другу надоесть не можем. Возьми, родной, свои гадальные книги, посмотри, под какой звездой я родилась.

Омар усмехнулся. "Гадальные книги". Наверное, он для нее — что-то вроде алтайского шамана, который верхом на бубне летает в потусторонний мир.

Что ж, посмотрим.

— Достань из ниши светильник, подай вон те тетради. — Он взял карандаш, чистый лист, перелистал таблицы, сделал расчет — и свистнул.

Экая нелепость!

Дурацкое совпадение. Хоть он и не верит в гадание по звездам, ему сделалось не по себе: будто уксуса хлебнул случайно вместо вина.

Выходила — Алголь. Ведьма. Голова Медузы Горгоны, которую Зевс вознес вместе с Персеем и Андромедой на небо. Страшный взгляд ее даже мертвых глаз обращает все живое в камень…

— Что, плохо? — обеспокоилась Экдес. Омар — в замешательстве:

— Нет! Выходит… Сунбуль из созвездия Девы. Знак девичьей чистоты и невинности. Экдес — простодушно:

— Это я-то? — И рассмеялась — совсем не греховно, скорее по-детски.

Он подхватил ее смех:

— Действие ее — вполне благоприятное!

— А вот мы сейчас проверим…

Сторож Звездного храма, находясь далеко внизу, под башней, шептал, озираясь, заклинания и молитвенно проводил руками по лицу: стоны, смех, приглушенный визг, что за бесовская свадьба там, наверху? Не зря, видать, вчера заезжий шейх говорил: "Звездный храм — прибежище гулей, и правоверному служить при нем не следует". Но жить-то надо! И если Звездный храм угоден даже визирю, то ему, червяку, и вовсе не пристало сомневаться в нем.

…По черно-синему лазуриту ночного неба, усеянному крупными точками золотистого колчедана, скользнула яркая капля падающей звезды.

— Милый, правда, что когда падает звезда, это знакто-то умер?

— Как будто.

— А появляются… новые звезды?

— Вроде.

— Может, кто умер, превращается в звезду?

— Все может быть.

— Я бы хотела после смерти превратиться в звезду. Ты каждую ночь смотришь туда, в эту даль, — она провела по звездам рукой, — ты бы каждую ночь видел меня, а я — тебя. И мы всегда были бы как будто вместе, а? Она заплакала.

— Что ты, что ты? — Он нежно погладил ее по спине. — Что за блажь? Я скорее могу… стать звездой. Гораздо старше.

— Ну! Ты человек железный. Ты долго будешь жить. А я… чего-то боюсь.