Марк Твен - Жанна д'Арк [litres]

— Довольно! Без соизволения Господа я не переменю одежды, хотя бы вы отрубили мне голову!

Однажды она указала на неточность proces verbal, сказав:

— Тут написано, будто я говорила, что все свои поступки я совершала по указанию Всевышнего. Я не сказала этого. Я говорила: все свои хорошие поступки.

Основываясь на невежестве и простодушии избранницы, они подвергли сомнению подлинность ее Божественных полномочий. Жанна улыбнулась. Она могла бы напомнить этим людям, что наш Господь, Который не отдает предпочтения сановникам, гораздо чаще останавливал Свой выбор на смиренных, чем на епископах и кардиналах; но она выразила свою отповедь проще:

— Господь наш пользуется преимуществом искать избранных, где Он хочет.

Ее спросили, какую молитву она обычно произносила, когда призывала указание свыше. Она ответила, что молитва ее была кратка и проста; затем она подняла бледное лицо свое и повторила эти слова, молитвенно сложив закованные в цепи руки:

— Возлюбленный Бог, в честь святых страданий Твоих, молю Тебя, если Ты меня любишь: вразуми меня, как я должна отвечать сим служителям Церкви. Я знаю, по Чьему повелению я надела это платье, но я не знаю, как мне расстаться с ним. Молю Тебя, скажи, что мне делать.

Ее обвиняли в том, что она, вопреки предписаниям Бога и святых Его, возымела дерзость повелевать людьми и приняла звание главнокомандующего. Этим была затронута ее воинственная струна. Она с глубоким уважением относилась к духовенству, но таившийся в ней воин не мог относиться с большим уважением к вмешательству священника в дела войны; и, отвечая на это обвинение, она не снизошла до каких-либо разъяснений или оправданий, но высказалась спокойно и кратко, по-военному:

— Если я была главнокомандующим, так это для того, чтобы проучить англичан!

Все время на нее веяло дыханием смерти, но что ж из этого? Жанна любила видеть, как корчатся эти французы с сердцами англичан, и всякий раз, когда они подставляли ей уязвимое место, она не упускала случая вонзить свое жало. Подобные мелкие эпизоды действовали на нее освежающим образом. Дни ее были подобны безводной пустыне; а эти минуты заменяли оазисы.

Ее пребывание на войне, среди мужчин, дало возможность обвинить ее в нескромности. Она сказала:

— Когда можно было, я держала при себе женщину — в городах и во время стоянок. В открытом поле я ложилась спать, не снимая оружия.

То обстоятельство, что ей и ее родным король даровал дворянство, послужило основой нового обвинения: будто Жанна была побуждаема корыстными стремлениями. Она ответила, что не просила у короля этой милости. Тот сам назначил эту награду.

Кончился и третий суд. И опять-таки — никакого определенного решения.

Быть может, четвертый суд сумеет сломить эту, по-видимому, непобедимую девушку? И вот злокозненный епископ принимается разрабатывать план будущих действий.

Он назначил особое совещание, чтобы свести шестьдесят шесть статей к двенадцати лживым основоположениям, которые послужили бы опорой новой попытки. Это было исполнено. На эту работу ушло несколько дней.

Между тем Кошон пошел однажды в темницу Жанны в сопровождении Маншона и двух судей — Изамбара де ла Пьера и Мартина Ладвеню; ему хотелось узнать, нельзя ли попытаться уговорить Жанну, чтобы она подчинила сущность своего посланничества решению Воинствующей Церкви, — вернее говоря, той части Воинствующей Церкви, представителем которой был он сам со своими пособниками.

Жанна опять ответила решительным отказом. Изамбар де ла Пьер не был человеком бессердечным, и он почувствовал такое сострадание к этой бедной, затравленной девушке, что отважился на крайне смелый поступок: он спросил, согласна ли она предоставить свое дело суду Базель-ского собора, и добавил, что там духовенство делится на одинаковое число как ее сторонников, так и приверженцев англичан.

Жанна воскликнула, что она с радостью подчинится столь беспристрастному суду; но прежде чем Изамбар успел сказать еще хоть одно слово, Кошон свирепо обернулся к нему и крикнул:

— Именем дьявола, замолчи!

После того и Маншон в свою очередь сделал смелую попытку, хотя этим он подвергал большой опасности свою жизнь. Он спросил у Кошона, можно ли ему отметить в отчете, что Жанна согласилась подчиниться Базельскому собору [73] Базельский собор — собор, состоявшийся в 1431–1449 гг. Был собран с целью проведения церковных реформ, но осуществивший их только частично. .

— Нет! Совершенно незачем!

— Ах! — произнесла Жанна с укоризной. — Вы записываете все, что говорит против меня, но не желаете отметить того, что послужило бы мне на пользу.

Грустный упрек. Он растрогал бы сердце зверя. Но Ко-шон был еще бездушнее.

Стояли первые дни апреля. Жанна была больна. Она занемогла 29 марта, через день после окончания третьего суда, и вышеописанная сцена в ее келье произошла как раз в тот день, когда ей стало хуже. Это было похоже на Кошо-на — он хотел воспользоваться ее слабостью.

Рассмотрим некоторые особенности нового обвинительного акта — этих двенадцати тезисов лжи.

Первая ложь гласила, между прочим, что Жанна утверждает, будто ей обеспечено спасение души. Она никогда не говорила ничего подобного. Далее, там говорится, что она отказалась подчиниться Церкви. Это опять-таки неправда. Она согласилась признать все свои поступки подсудными руанскому суду, за исключением тех деяний, которые она совершила по приказанию Господа, во исполнение возложенной на нее задачи. Эти деяния она была готова представить только на суд Божий. Она отказалась отождествить Кошона и его прислужников с Церковью, но она согласна подчиниться Папе или Базельскому собору.

Оговорка другой статьи утверждает, будто Жанна сознавалась, что она грозила смертью тому, кто ей не повиновался. Очевидная ложь. В другом месте говорится, будто все свои поступки она оправдывала повелением Всевышнего. В действительности же она привела это оправдание только относительно хороших своих деяний — как вы видели, она сама ввела эту поправку.

Другая статья говорит, что Жанна выставляет себя совершенно безгрешной. Она ни разу не утверждала этого.

Другая статья считает грехом ношение мужского платья. Если бы это и было грехом, то Жанна имела право совершить его, опираясь на высокий авторитет католического духовенства в лице реймского архиепископа и суда в Пуатье.

Десятая статья негодовала на Жанну за ее «ложное утверждение», будто святая Екатерина и святая Маргарита говорят по-французски и сочувствуют французской политике. Двенадцать статей предполагалось сначала отправить на утверждение ученых докторов богословия, стоявших во главе Парижского университета. Они были переписаны и полностью закончены к вечеру 4 апреля. Тогда Маншон опять отважился на смелый поступок: он написал на полях документа, что многие из этих двенадцати статей совершенно извращают показания Жанны и придают им обратный смысл. Это обстоятельство, конечно, не могло иметь значения для членов Парижского университета, не могло повлиять на их решение или расшевелить их человеческие чувства (которых у них, вероятно, не было вовсе, особенно когда дело шло о политике, как в данном случае), но тем не менее доброго Маншона нельзя не похвалить за его смелость.