Марк Твен - Жанна д'Арк [litres]

С января по февраль я постоянно сопутствовал Маншо-ну и несколько раз был с ним в цитадели — в той самой крепости, где была заточена Жанна, но, конечно, ни разу ее не видел, так как мне не пришлось посетить ту башню, в которой находилась ее темница.

Маншон рассказал мне обо всем, что произошло до моего появления. С тех самых пор как продали Жанну, Кошон деятельно подбирал судей для погибели Девы — много недель потратил он на это подлое дело. Парижский университет прислал нескольких сведущих, ловких и надежных богословов нужного ему образа мыслей; вдобавок он вербовал в разных местах многочисленных духовных лиц, принадлежащих к той же шайке и пользовавшихся большим влиянием, так что, в конце концов, ему удалось составить грозное судилище, насчитывавшее около полусотни знаменитых имен. То были французские имена, но сочувствовавшие и помогавшие Англии.

Из Парижа был также прислан уполномоченный сановник инквизиции, потому что обвиняемую надо было предать инквизиционному суду. Но он оказался человеком смелым и справедливым и категорично заявил, что дело ее неподсудно созванному суду, и на этом основании отказался от участия в разбирательстве. Тот же благородный ответ был получен от двух или трех других представителей инквизиции.

Инквизитор был прав. Дело, вновь возбужденное против Жанны, давно уже было рассмотрено судом в Пуатье и решено в ее пользу. Оно было рассмотрено высшим судом, чем этот, так как там председательствовал архиепископ Реймский — епархиальный начальник самого Кошона. Таким образом, низший суд нагло вознамерился пересмотреть и перерешить дело, по которому уже был вынесен приговор судом высшим — судом, имевшим более широкие полномочия. Вообразите себе только это! Нет, вторичный пересмотр дела не мог быть правомерным. Кошон по многим причинам не имел права председательствовать в новом суде: Руан не принадлежал к его епархии; Жанна была взята под стражу не в Домреми, по-прежнему считавшемся ее местожительством; и наконец, этот предполагаемый судья был явным врагом пленницы, а следовательно, не имел права судить ее. И тем не менее все эти великие препятствия были сведены на нет. Областное Руанское собрание каноников дало, наконец, Кошону оправдательные грамоты, хотя не без борьбы и не без давления сверху. Подобное же воздействие оказали на инквизитора, так что ему пришлось подчиниться.

Вот тогда-то ничтожный английский король через своего уполномоченного передал Жанну во власть трибунала, но с такой оговоркой: если суду не удастся вынести ей обвинительный приговор, то она должна быть возвращена ему!

О боже мой, на что могла теперь надеяться эта забытая, одинокая девочка! Одинокая — в полном значении слова. Ведь она была одна, в темной башне, с полудюжиной звероподобных, грубых солдат, стороживших днем и ночью ту комнату, где помещалась ее клетка, — ее засадили в железную клетку, и ее шея, ее руки и ноги были цепью прикованы к кровати. Вблизи нее — никого из знакомых; не позаботились даже приставить к ней женщину. Да, это было настоящее одиночество.

Жанну взял в плен под Компьеном некий вассал Жана Люксембургского, и не кто иной, как сам Жан, продал ее герцогу Бургундскому. И однако, этот же герцог Люксембургский имел наглость явиться перед Жанной в ее клетке. Он пришел в сопровождении двух английских графов — Варвика и Стаффорда [68] Варвик граф , Ричард Бошам (1381–1439) — английский полководец. Прославился своими подвигами во время Столетней войны. В 1437–1439 гг. главнокомандующий английскими войсками во Франции. Стаффорд Гэмфри (?–1460) — английский военачальник, граф. Активный участник Столетней войны, а затем войны Алой и Белой розы. Убит политическими противниками. . Он был жалким, низменным существом. Ей он сказал, что готов выпустить ее на свободу, если она даст обещание никогда больше не сражаться против англичан. Она уже долго пробыла в этой клетке, однако не настолько долго, чтобы пасть духом. Она ответила с презрением:

— Бог свидетель — вы только издеваетесь надо мной. Я знаю, что у вас нет ни власти, ни желания сделать это.

Он настаивал. Тогда в Жанне возгорелось достоинство и гордость воина, и, подняв закованные руки, она опустила их так, что зазвенели цепи, и сказала:

— Взгляните! Эти руки знают больше вашего и умеют лучше пророчествовать. Я знаю, что англичане убьют меня, потому что они воображают, будто им после моей смерти легко будет завладеть французским королевством. Но они ошибаются. Будь их хоть сотни тысяч — они ничего не добьются.

Гордая речь разъярила Стаффорда, и он — каково это вам покажется! — он, свободный и сильный мужчина, выхватил свой кинжал и бросился вперед, чтобы заколоть ее — закованную в цепи, беспомощную девушку. Но Варвик схватил его за руку и удержал. Варвик поступил разумно. Лишить ее жизни при таких обстоятельствах? Отправить ее на Небо, чистую и неопороченную? Ведь это значило бы обоготворить ее в глазах Франции, и весь народ восстал бы и, вдохновляемый ее геройством, начал бы победоносное отвоевывание своей свободы. Нет, ее надо пока пощадить, так как ей уготована иная судьба.

Итак, приближалось время Великого суда. Больше двух месяцев Кошон повсюду выискивал и вылавливал разные обрывки улик, подозрений и догадок, которыми можно было бы воспользоваться во вред Жанне, и тщательно устранял все благоприятные для нее показания. В его распоряжении были бесчисленные пути, средства и орудия, чтобы подготовить и усилить обвинение, и все это он пустил в ход.

У Жанны же не было никого, кто позаботился бы о ее защите; запертая в каменных стенах, она не имела вблизи ни единого друга, к которому можно было бы обратиться за помощью. И из свидетелей она не могла вызвать ни одного: все они находились далеко, под знаменем Франции; здесь же был суд англичан. Они не смели приблизиться к воротам Руана, иначе их всех схватили бы и повесили. Нет, пленница должна быть единственным свидетелем — свидетелем защиты и обвинения; и смертный приговор был вынесен гораздо раньше, чем двери суда открылись для первого заседания.

Узнав, что в состав суда вошли только богословы из приверженцев Англии, она просила во имя справедливости допустить такое же число духовных лиц французской партии. Кошон встретил ее просьбу насмешками и даже не соблаговолил прислать ответ.

По законам Церкви она, как несовершеннолетняя, имела право выбрать себе ходатая, который руководил бы ее делом, указывал бы, как надо отвечать на предлагаемые вопросы, и предостерегал бы от ловушек, расставляемых хитрыми обвинителями. Быть может, она не знала, что это — ее право, осуществления которого она может требовать: ведь некому было ей разъяснить. Во всяком случае, она об этом просила. Кошон отказал. Она настаивала и умоляла, ссылаясь на свою молодость и незнакомство со сложностью и хитросплетениями законов и судопроизводства. Кошон снова отказал и заявил, что она должна будет сама осуществлять защиту, как умеет. О, его сердце было из камня!