Вадим Органов - Воспоминания [2 часть]

Парашют лег полностью на землю. Я поднялся и собрал его в охапку. дошел до комбата и доложил, что выполнил прыжок.

Комбат поздравил меня и пожал мне руку.

— С первым прыжком!

Пока ждали остальных, взволновано делились своими впечатлениями от прыжка. Каждого из нас переполняла гордость за сделанное. Преодолев в первую очередь свой страх, мы стали воздушными десантниками.

За зиму мы совершили еще по пять прыжков. На этом пятом прыжке ко мне вернулось это дикое чувство страха. Тяжелое и мучительное, такое которого не было даже когда мне становилось страшно под глыбами земли в Щёкинской шахте. Стоя уже на порожке я долго не мог решиться оттолкнуться. От куда только пришла сила воли, вообще сидлы побороть природный человеческий страх перед высотой. Я покинул гондолу и пришло первое чувство — облегчение. Секунды свободного падения захватили меня и я почувствовал своё падение, как полет. Хотелось одного чтобы дольше продлилось состояние парения над пространством. Эти короткие секунды кончились, рывок и начался медленный спуск.

В день Красной армии нам вручали гвардейские знаки, удостоверения и значки парашютиста. Синий ромбик под красной звездой, парашют и парашютист белые.

Приближалась весна, все ждали событий на фронтах. заканчивался зимний период учебы, вся намеченная нам программ была выполнена. Расчеты добились максимальной слаженности в своих действиях.

Весна принесла свои тревоги. Многие стали страдать куриной слепотой, чтобы избавиться от него, нам стали давать отвар из еловых иголок. Я этого избежал.

В середине второй половины марта, когда дни уже стали длиннее и солнышко уже стало пригревать окрестные леса и дороги, бригада должна была совершить марш-бросок. Маршрут Киржач — Покров. Расстояние по карте 40 километров. Мы должны его преодолеть за четыре часа, отдых четыре часа и обратная дорога назад в свое расположение. Олин японец до войны смог пробежать марафонскую дистанцию чуть меньше чем за два с половиной часа. У нас чуть больше расстояние, но и времени значительно больше.

Вышли из расположения сразу после ужина, наша батарея шла замыкающей колонну бригады. Шли ускоренным шагом без привалов. Идти было тяжело, шедшие впереди нас части оставили вытоптанную дорогу. Хождение по ней напоминало полотно железной дороги. Шли как по шпалам. Идти становилось тяжелее, заморозки сделали дорогу скользкой.

По мере движения мы стали обгонять группы солдат. Впереди шел зрячий, а задним держась цепочкой за него и друг за друга шли страдающие куриной слепотой солдаты. Придя к привалу, превозмогая усталость развели костры. У каждого было одно желание растянуться и лечь прямо на землю, но такой возможности не было.

Время привала прошло быстро и уже первые колонны стали покидать привал, направляясь обратно в расположение части. Мы опять шли последними. Темп движения резко упал. В самом движении колон уже не было стройности и порядка, уже трудно было определить где кончался строй того или иного подразделения и всё больше становилось отставших, которые вливались в нашу колонну.

Примерно уже на середине обратного пути мы услышали неожиданно раздавшуюся вдалеке, но явственно различимую мелодию марша. Колонны сразу начали приобретать стройный вид, выравнивались ряды, бойцы старались идти в такт музыки. И чем громче слышалась мелодия, тем четче был строй колонны. Подойдя уже совсем близко мы увидали, сидящий в кузове оркестр бригады, который беспрерывно играл марши. Только мы дошли до оркестра, своей группой, становившийся все больше и больше за счет отстававших бойцов, как оркестр кончил играть и поехал в авангард колонны. Вскоре мы вновь услышали мелодия марша, доносившуюся издалека.

Выбившись из сил, я стал отставать от своих. Когда удеже совсем было невмоготу двигаться, переступать по замершей ночью земле, теряя остаток сил, я уже на полном автомате дошел до какой-то деревни. Уже инстинктивно подошел к дому и изнемогая от усталости сел на крыльцо и отключился. Мое сознание мной было потеряно окончательно.

Утром я проснулся и никак не мог понять, где я нахожусь. Я лежал на постеле. в окно светило солнце, в доме, где я оказался, было очень тихо. Я потихоньку встал и первым делом стал искать глазами свои сапоги и шинель, но их нигде поблизости от меня не было. Я немного пришел в себя и узнал этот дом. Это был дом двух пожилых женщин, они были сестры и мы еще за долго до этого случая носили им стирать наше бельё.

Каждые десять дней после банных дней, я приносил им наше нижнее бельё и мыло, а еще за их труды дневную порцию сахара всей батареи. Так с ними договорился старшина с согласия всей батареи.

Я выглянул в сени, увидев меня хозяйки засуетились сразу, принесли мои сапоги и шинель. они дали мне кружку молока и кусок свежего хлеба. Я отказался, но они заставили меня выпить молоко. Я продолжал для приличия отказываться, но голод молодого организма, победил остатки хороших манер. Они усадили меня за стол, сами сели напротив. Смотрели на меня, сочувственно кивая друг другу и вздыхая, рассказали, как я очутился у них.

— Проснулись мы от музыки и шума на улице.

Им так хотелось поделиться со мной этой историей, что они говорили, перебивая и постоянно поправляя друг друга.

— Посмотрели в окно, а там строем идут солдаты. Потом все было тихо, только слышим, что кто-то подошел к нашему крыльцу, потом опять тихо. Потом как-будто что-то упало, вышли и видим, ты лежишь на крыльце. Пытались тебя разбудить, ты только невнятно бурчал. Ты хоть и маленький, но тяжелый, мы едва тебя затащили в избу. Кое-как раздели тебя, ты все пытался собраться в комочек. Только уложили в постель, и ты хоть немного затих, успокоился. А утром уже пытались тебя будить.

Я их прервал и лишь спросил, который час. Они ответили, что скоро уж полдень. Я сглотнул в себя последний глоток молока и стал торопливо одеваться. Они приноси мне мою шинель, она была уже почищена. Сапоги они высушили и постирали портянки, которые успели уже тоже высохнуть. Я оделся и, поблагодарив моих спасительниц, бодро зашагал в наше расположение.

В батарею я вернулся даже еще не самым последним, после меня пришли еще трое. Старшина увидав меня с каким-то облегчением выдохнул.

— Дошел!

Посмотрев на мой вид, немного опешил.

— А где ночевал?

Я ему всё рассказал, как со мной было. Батарея после обеда отдыхала.

— Обедать будешь?

Он показал на печку, где мне была оставлена моя порция. Я поел с диким аппетитом и тоже лег отдыхать.

Марш-бросок еще долго был темой и предметом обсуждения во время перерывов занятий. Сами занятия продолжались, но уже не такой интенсивностью, как раньше. Они стали покороче и конечно перерывов больше.