Майкл Муркок - Карфаген смеется

Ich kann ohne dich nicht leben. Я не сделал ничего дурного! Все было ради общей выгоды. Du wirst mich minieren, mein Schatz, meine Geliebte. Я не мог ничего поделать. Es ist zu spät. Ich kenne mein Schicksal. Zu spät für den Seelenfrieden! Wir kämpfen nur, um ein gewisses Gleichgewicht aufrechzuerhalten [302]. Я, подобно изобретателю эпохи Возрождения, нашел могущественного покровителя, вот и все.

Миссис Корнелиус скоро стала постоянной спутницей Хевера. На страницах, посвященных светской жизни, печатали ее фотографии и называли английской красавицей и дочерью крупного банкира. В ближайшие две недели мы подписали документы, передав права на «Англичан в свете рампы» Этель, Мейбл и Гарольду Хоупу вместе со всем реквизитом, фургоном и достаточной суммой денег, чтобы девочки могли вернуться в Англию, если пожелают. У них теперь были настоящие визы. Обе сказали, что хотят остаться в Калифорнии. Мейбл заявила: если миссис Корнелиус сделала это, то и у нее есть шанс, «пусть даже удастся отыскать только богатого киномеханика!» Миссис Корнелиус готовилась к первым кинопробам на студии «Ласки»; фильм назывался «Сельма и виноград». Моя подруга шепнула мне, что Дружище – самый милый миллионер из всех, каких она видела, и настоящий джентльмен. Она поблагодарила меня за настойчивость, которую я проявил, когда зашла речь о первом свидании.

– Ты для ’сех нас сделал тогда много х’рошего, Иван!

Она даже простила мне то, что я сговаривался с Хевером за ее спиной. (Она просто не понимала, насколько должна быть мне благодарна!) Миссис Корнелиус, по ее словам, удивилась, когда Хевер поддержал мой план. Обычно он вел дела медлительно и осторожно.

Я бывал у нее в номере в отеле «Беверли-Хиллз». Иногда я катал свою подругу на машине по прекрасным лесистым дорогам близ отеля. У меня появился вполне приличный зеленый с золотом «пежо‑163». Эту роскошную «торпеду» мне предоставили, когда я подписал свой последний контракт. Мне нравилась роскошь псевдоиспанского дворца, в котором поселилась миссис Корнелиус, я парил среди розовых и бледносиних облаков, как будто заполнявших огромные комнаты. Облаченный в новую одежду (джодпуры [303], сапоги для верховой езды и аскотский галстук – так одевались почти все автомобилисты), я валялся на диванах в отеле; я проводил у своей подруги немало времени. Мой собственный уютный домик располагался в приморском пригороде Венеция, поблизости от Гранд-канала. Я просто наслаждался голливудской экстравагантностью. Где еще можно было отыскать такую копию европейского города, в которой причудливое сочетание дерева и кирпича заменяло камни оригинала? Голливуд уже тогда начал влиять на всю Южную Калифорнию. Он стал духовным и культурным центром Лос-Анджелеса. На многие мили вокруг вырастали целые городки, которые никогда не появились бы, если б не фантазии и таланты киношных декораторов. В тех местах дожди шли редко, и продуманные архитектурные фантазии можно было создавать дешево и быстро. В Голливуде все могли подражать богачам. Голливуд построил первую в мире истинную демократию. Мы с миссис Корнелиус – по разным причинам – испытывали настоящий восторг.

Утром я купил билет Эсме, а потом позвонил госпоже Корнелиус, чтобы сообщить ей новости. Она посоветовала не пересылать Эсме наличные. Ведь деньги могли снова украсть. И я послал своей девушке не подлежащий возврату билет первого класса на «Икозиум», который отплывал из Генуи 21 июля.

– Заказное письмо с уведомлением, – сказал я. – Оплачено наличными. Как прекрасно, что у меня снова есть деньги!

– Ты мерзкий мелкий педик, – нежно сказала миссис Корнелиус. Она примеряла обновки перед огромным, во всю стену, зеркалом. – Я думаю, шо мы – птицы невысокой п’лета, я и ты, Иван, ’от п’чему ’сегда бу’ет ошибкой сам знашь шо.

Я улыбнулся, не вполне соглашаясь с ней.

– Мы бы ’десь не оказались, – заметила она, – если б слишком далеко зашли. – Она поправила длинный шарф, обмотанный вокруг талии. Шарф был алым, а атласное нижнее белье – бледно-зеленым. – ’от п’чему ты так волно’вался весь день. – Она поцеловала меня в лоб, потянувшись за головным убором из ярко-синих страусиных перьев, лежавшим у меня за спиной. – Ах, х’рошо. Кто-то ж должен помочь тьбе ’се это потратить, а? – За время интрижки с Хевером она стала терпимее относиться к тому, что по-прежнему называла «моим безумным увлечением».

Это правда, я дрожал от волнения. К концу следующего месяца я после всех этих скорбных лет должен был воссоединиться с моей любимой Эсме. Все мое тело трепетало и изнывало в ожидании нашей встречи. Экстаз превосходил все прочие ощущения. Думаю, я переживал это так сильно, потому что чувствовал одновременно уверенность, легкость и безопасность. Wann sehe ich Sie wider? Ich habe lange geschlafen. Die Zeit vergeht. Sie hat ihr Tat selbst zu verantworten. Прошло три года. Seit 1921. Wo sind wir? Drei jahre! Ich habe geschlafen. Der Traum is eybik. Der Traum wird morgen nicht kommen. Hat sie mein Trait im missdeutet? Mit Esmé ich… [304]

Каждый день я посещал свою новую штаб-квартиру, свою небольшую фабрику. По предложению Хевера мы купили мастерские обанкротившейся фирмы – ее владельцы собирались построить систему фуникулеров, которая должна была связать разные холмы Лос-Анджелеса. Среди доков на Лонг-Бич располагались конторы нескольких небольших проектных фирм. Днем там визжали пилы и грохотали заклепки, гудели печи и били молотки – как будто в пещере гномов. Из этого района открывался прекрасный вид на гавань. Мрачные военные корабли, которые стояли там в течение многих недель, очевидно, покинутые командами, за исключением горстки дежурных, внезапно снимались с якорей и уходили. Я наблюдал, как прилетают и улетают гидропланы. Некоторые прототипы «Кертисса» уже были закончены. Я решил, что со временем смогу консультировать Кертисса и его людей. Удивительно, сколько моих предложений они приняли, сколько моих изобретений использовали в производстве. Естественно, я так и не получил ни денег, ни благодарности. Я не волновался о таких вещах. Я просто наблюдал, как поплавки гидросамолетов касались поверхности воды, как появлялись над горизонтом крылья, как вертелись винты и взлетали прекрасные маленькие аппараты.

У меня было очень много работы с нашим переделанным «бьюиком турером». В основном мои обязанности заключались в наблюдении за механиками. Мы наняли трех прекрасных специалистов и одного подсобного рабочего. Заменив бензобаки на баллоны со сжатым газом, мы проводили эксперименты, подавая газ к двигателю. Я изучил несколько типов паровых машин, включая превосходную модель «Стэнли», снятую с производства в 1920 году. Все, что мы узнали, следовало применить к нашему опытному образцу. Мне повезло – меня окружали молодые энтузиасты, братья по духу, поклявшиеся хранить тайну. Иногда, когда решались особенно сложные проблемы, мы все трудились ночи напролет. Мне следовало благодарить за помощь все тот же живительный порошок. При таком заработке я мог позволить себе все необходимое. Es ken nisht shatn [305]. Постепенно газовый автомобиль обретал форму. Я по-прежнему с нетерпением ожидал того дня, когда изящные ноги Эсме коснутся земли Америки.