Эрнст Мезаботт - Иезуит. Сикст V [Исторические романы]

— Вот отличное место для преподобного, — решил виконт. — Там внутри он будет находиться, как принц, и может там размышлять об опасности выкалывать глаза юношам, которые не желают становиться шпионами.

Но шкаф был заперт на ключ. Доминико обыскал иезуита и вскоре нашел ключ именно от этого шкафа. Несмотря на сопротивление, Лефевр был втиснут в шкаф и заперт. Пространство в этом новомодном карцере было настолько мало, что иезуиту пришлось стоять навытяжку. Эта образина священника, с завязанным ртом и испуганно выпученными глазами, была так забавна, что Танкред, весьма, впрочем, необдуманно, громко расхохотался.

— Теперь пойдемте, — сказал Доминико. — Будьте здоровы, преподобный отец, и опасайтесь более всего задохнуться, потому что мы вас запрем, и вам нужно беречь дыхание, покуда вас не освободят.

Беглецы, к которым присоединился и Танкред, дошли до больших ворот. Привратник не хотел их пропустить, но Доминико объявил ему, что он принадлежит к дому Монморанси и пришел по поручению своего хозяина, тогда привратник открыл ворота. Великий коннетабль считался самой крепкой опорой иезуитов во Франции.

Когда беглецы вышли из монастыря, граф де Пуа впервые за пять лет вздохнул свободно, его лицо просветлело. Но сын, напротив, казался озабоченным.

— Я все-таки думаю, — сказал наконец виконт, — что мы глупо поступили, оставив так Лефевра. Таких змей следует уничтожать без размышления.

— Одно слово, — воскликнул Доминико, остановившись, — и я избавлю вас навсегда от этого негодяя.

Но граф де Пуа удержал его:

— Зачем нам напрасно проливать кровь?

Таким образом, снисхождение честных людей порой обеспечивает безопасность и счастье негодяев.

Пока вокруг Франциска I, короля-кавалера, замышлялись темные дела, и различные партии оспаривали трон, кое-кто даже внушал сыну покуситься на жизнь отца, он, то есть Франциск, наслаждался высшим для него блаженством. Он, по своему обычаю, пренебрегал делами государства для искусства и женщин. Хотя прелестная Диана была самой главной его страстью, но все-таки король не пренебрегал и другими приятными любовными похождениями. Пламя, которое теперь так горячо пылало в сердце короля-обольстителя, принадлежало красивой мещанке Арнудине, вскружившей головы всем приказчикам и писарям своего квартала. Она была женой плешивого пятидесятилетнего золотых дел мастера, человека весьма ревнивого, но не настолько, чтобы сопротивляться королю. В то счастливое время, если муж показывал ревность к жене, на которой останавливалось внимание кораля, то такого строптивца заключали в Бастилию.

Эта новая страсть короля была известна графине Диане. Но она, как все любовницы, долго державшиеся в фаворе, вовсе не устраивала серьезных сцен ревности, а, напротив, способствовала его свиданиям с мещанкой. Поступая таким образом, Диана почти имела положение законной жены, которую хотя и обманывают, но зато всегда возвращаются к ней с удвоенной любовью, надеясь получить прощение за неверность. Франциск в этих похождениях развертывал весь свой отважный характер, отличавший его, как любовника-авантюриста.

Вместо того чтобы думать о делах государства, он занимался франтовством и заботой о том, чтобы о нем как можно больше судачили. Сначала он искал случая блеснуть воинскими победами, но скоро генералы Карла V обрезали ему крылья на этом поприще. Тогда побежденный, разоренный, король бросился удовлетворять свою страсть искателя приключений. Любовь и турниры занимали все его время, которого у него не хватало для занятий делами своего государства, и тот, кто мерялся прежде своей шпагой с Карлом V, ночью по улицам Парижа преследовал хорошеньких девушек, дрался с мошенниками и тому подобными людьми, которые в то опасное время шлялись ночи напролет по улицам французской столицы.

Многочисленные успехи короля доставили ему громкую славу авантюриста-волокиты. Франциск был настоящий великан, и даже вне круга придворных льстецов он имел славу самого сильного и удалого во всем королевстве. Итак, король один и скромно одетый в темную одежду, под которой были латы, направлялся в одну из ночей к дому Арнудины. Она, предупрежденная о его посещении, поставила на окно свечку и ожидала его. Это была свеженькая красивая женщина, с огненными глазами и всегда улыбающимся ротиком, украшенным рядом жемчужных зубов. Король, писавший иногда стихи, называл этот ротик своим «шкафчиком с жемчугом».

Арнудина нравилась королю более всего своим веселым нравом, искренним смехом, простотой выражений и своей привязанностью к нему. Она никогда не говорила с ним о делах государства, не просила ничего и даже хмурилась, когда король дарил ей драгоценные безделушки.

И вот она ожидает у окна своего короля-любовника. Одета она была в одежду очень возбуждающего свойства. На ней было беленькое платьице, опоясанное шелковой лентой, подаренной королем; рукава были сделаны с разрезами, из которых выглядывали белые круглые руки; вырезной лиф позволял видеть плечи и грудь, походившие на высеченные из мрамора. Очень немногие женщины могли позволить себе такой простой наряд, разве одна только Диана, королевская Юнона, могла, как Арнудина, пренебрегать искусством прихорашивания своей особы, уже без того дивной и красивой.

На башне ближней церкви пробило девять часов. Молодая женщина уже соскучилась ожидать и, скрестив руки над головой, потянулась и зевнула. В этой позе она была бесподобно хороша.

«Как долго не приходит мой господин», — проговорила она.

Вдруг дверь отворилась. Молодая женщина улыбнулась, довольная собой.

— Это ты, мой прекрасный государь! — протянула она, как бы утомленная, даже не оборачиваясь к дверям.

— Арнудина, можешь ты выслушать меня? — произнес кроткий, но повелительный голос.

Арнудина вскочила. Вовсе не Франциск вошел в комнату, а какая-то высокая женщина, покрытая черной вуалью, появилась на пороге.

Арнудина, донельзя испуганная, поклонилась до земли.

— Госпожа графиня, — шептала она, дрожа и осматриваясь кругом себя, чтобы прикрыть свою полунаготу.

Диана это заметила.

— Успокойся, дурочка, — сказала она, улыбаясь, — хорошо, если король найдет тебя в такой одежде; ты в самом деле мила, и мой Франциск действительно обладает отменным вкусом.

Арнудина, еще не оправившись от испуга, приблизилась к наложнице короля.

— Госпожа, — произнесла она, — вы хорошо знаете, что я не осмелилась бы никогда… Это по вашему приказанию…

— И кто тебе говорит другое? Разве мне нужно напоминать нашу историю. Ты родилась в семействе одного из слуг моего отца, я тебя привезла в Париж и нашла тебе мужа выше твоих желаний; после того я способствовала твоей встрече с Франциском, который, как я и ожидала, влюбился в тебя. Ты же, со своей стороны, всегда исполняла наши условия.