Шарль Лоран - Шпион Наполеона. Сын Наполеона [Исторические повести]

— Я уеду во Францию или углублюсь в Черный Лес, не все ли равно!.. Но я не могу оставаться здесь…

— А!.. И вы, без сомнения, возьмете с собой детей?

— Детей?!

— Ну конечно! Зачем же я оставлю их у себя, если вас не оставлю? Шульмейстер, прося принять вас и заботиться о вас в продолжение его отсутствия, подразумевал вас троих. Вы должны жить вместе в моем доме. Я иначе не обязывался. Кто вам сказал, что я обременю себя одними малютками?

— О, господин Родек!.. Прошу вас об этом!

— Скажите мне, зачем вы хотите убежать?.. Так как поистине это бегство, не правда ли? Что такое случилось? Что довело вас до такой степени безумия, вас, по обыкновению серьезную и рассудительную? Разве присутствие этих солдат, офицеров? Немного же надо, чтобы вас взволновать. Вы, слава Богу, уже насмотрелись на этих людей в мундирах! Или потому, что главный штаб должен, по-видимому, поселиться здесь сегодня вечером? Но с завтрашнего дня, вы это знаете, мы не будем более осаждены ими! Можете же вы, как я, потерпеть двадцать четыре часа.

— Нет, нет! Не хочу!

— Полно, полно, дитя мое. Отчего не сказать мне, что вас тревожит и смущает? Чего вы можете опасаться? Мне кажется, что «принц» Мюрат недаром любезен к нам? Я его не люблю, но я должен признаться, что он делает все, чтобы нас не очень стесняли… Только что он очень вежливо извинился, уезжая, за то что должен квартировать в Оффенбурге еще сегодня вечером. Он отдал в моем присутствии самые приличные приказания своим слугам.

— О, конечно, он был очень хорош…

— Он даже одержал, по-видимому, победу над Гансом, так как ребенок не покидал его весь вечер. А вы сами разве не вошли в комнату, где находился Мюрат, раньше чем пойти к себе? Я думаю, что вы не можете на него пожаловаться?

— О! нет… нет… Я ничего не могу сказать.

— Тогда что же?

— Я хочу уехать.

— Это безумие. Послушайте, вы знаете прекрасно, что я ни за что на свете не хотел бы, пока вы находитесь в моем доме, видеть вас подверженной малейшей неприятности, благодаря моей слабости или невниманию. Скажите мне только, что вам не нравится здесь и что вас притягивает в другом месте? Слово Родека, я тогда запрягу свою кобылу в одноколку и отвезу вас лично, куда вы хотите поехать. Но, черт возьми, я имею право знать, какой тут смысл, и не повинуетесь ли вы безрассудному страху. Шульмейстер мне не простит, что я допустил вас покинуть это убежище, выбранное им самим, и он будет прав!..

— Шульмейстер первый бы оправдал меня…

— A-а… первый?.. Смотрите-ка!

Франц Родек выпрямился во весь рост. До тех пор его глаза так и впивались в глаза молодой женщины, чтобы угадать ее мысль. Теперь он более не смотрел на нее. Казалось, что он наблюдал далеко позади какой-то спектакль, возмущавший его. Выражение его лица становилось настолько жестоко и ужасно, что Берта не могла удержаться и, повернув голову, быстро осмотрела одним взглядом пустую комнату.

— Вот-то я дурак! — шептал старый шуан. — Точно принц Мюрат мог пройти мимо подобного создания, как она, без того чтобы у него не явилась мысль завладеть ею для собственного удовольствия!.. Не все ли ему равно, что она принадлежит другому? Когда отправляешься завоевывать Германию, можно начать с победы над немкой… Что же он сказал вам? О!.. Простите!..

Находясь под влиянием гнева, он задал ей вопрос, не подумав. Бледное лицо и блуждающие глаза Берты привели его в себя.

— Простите, мое дитя! Не все ли равно, что он сказал. Я вообразил себе, что, сознавая себя могущественным и пленительным, он выказал себя ласковым и льстивым… Я знаю!.. Я знаю! Ничего не говорите мне. Вы, такая честная и порядочная женщина, были, наверное, сразу удивлены и, может быть, немного ошеломлены его жаргоном. Только дети, как Ганс, допускают ослепить себя золотыми аксельбантами… Женщины иногда те же дети!.. Не говорите ничего, я знаю все! Мы сейчас уедем.

Проницательность и доверчивое расположение старого Франца так дополняли друг друга, что Берта почувствовала себя с ним душа нараспашку. Она не сказала ему ни слова, и он понял ее. Берта стояла неподвижная, пристыженная минутной бессознательностью и слабостью. Она была поражена ужасом от предстоящих испытаний снова завладеть своей волей, чтобы восторжествовать над страшным, безумным увлечением. Но внезапно у нее появился союзник, рассеявший своей прямотой атмосферу, полную волнений, в которой она находилась со вчерашнего дня. Она была ослеплена: Родек сказал правду! Но теперь она чувствует себя сильной и неприступной. Спокойная снисходительность старика вернула ей самообладание.

Она подняла на Родека свои проясненные глаза. На ее губах обрисовалась нежная полуулыбка, в которой оставалось некоторое смущение. Но внезапно она побледнела, видя во взгляде ее хозяина, устремленном на нее, отпечаток горестной суровости.

— Пришел час раскрыть вам секрет, долго мною сохраняемый, — сказал он после тяжелого молчания. — Я не рассчитывал вам так рано открыть эту ужасную историю, но я вижу, что обстоятельства сильнее моей воли… Они нас не предупреждают о своем ходе, но внезапно раскрывают нам глаза на мир, казавшийся нам иным накануне. Уже если вас судьба нечаянно поставила лицом к лицу с людьми, замешанными в вашу жизнь, я не имею права долее молчать: надо, чтобы вы узнали все.

Берта устремила на него свои расширенные от мучительного беспокойства глаза. Инстинкт подсказывал ей, что не о ней одной идет речь и наконец слова старика бросят свет на таинственные события, совершавшиеся перед ее глазами.

— Дело идет о малютках, — продолжал Родек, дотрагиваясь до ее плеча, желая этим как бы успокоить ее смятение. — Дело идет об их матери, вашей бедной очаровательной сестре, умершей от горя в прошедшем году. Дело идет также и об их отце, известном мне одному, ужасный конец которого причинил отчаяние и сократил жизнь нежной защитнице этих малюток. Вы помните это гордое и красивое создание, которое, казалось, предназначалось к более счастливой мирной жизни. Вы помните, насколько казалось невероятным, чтобы она забыла свои обязанности и решилась жить далеко от своих, не признанная никем и тем не менее счастливая в своем позоре… Все это потому, что она встретила самого благородного и преданного из друзей, сознавала себя вполне любимой человеком, который дал бы ей свое имя, восторжествовав над всеми препятствиями, но неожиданная катастрофа вырвала его из ее рук…

— Так… — прервала его Берта с глазами, полными слез. — Так Ганс и Лизбета…

— Ганс и Лизбета — это дети — увы! сироты — Жанны Унгер, вашей сестры, и Луи Бурбона, герцога Ангиенского. Мой несчастный повелитель часто являлся в Этенгейм и жил иногда подолгу в уединенном домике по дороге во Францию не для заговора против директории, а позже — против первого консула, но для того, чтобы снова встретить мать своих детей. Он находился около нее, сколько было ему возможно. Я сопровождал его всегда в этих секретных путешествиях, дабы снова увидеть ту, которую я называл «госпожой». Он доверялся только мне, чтобы предупреждать о своем приезде и чтобы обеспечить их спокойствие, когда он был с нею. Он, конечно, изменял свой костюм во время этих путешествий, но, как и следует принцу его расы, ничто не обнаруживало его на взгляд и все выдавало его предупрежденным глазам.