Сергей Зайцев - Побеждая — оглянись

По ночам выходит Огневержец из топей на промысел. И тут уж он один властелин, нет ему равного! Кого скрадёт, тем и доволен, не привередлив зело. Долго не гоняется, раз прыгнет, собьёт с размаху ударом головы, проткнёт добычу когтями и, не раздирая на части, откусывает от живого, не торопится. А начинает с живота, где помягче, посочнее. Тихо в такое время вокруг. Только чавканье далеко слышно, и сопение, и треск подлеска.

Об Огневержце поведали людям валькирии, те, что на волках верхом по лесам скачут, чьи уста прорицательны, чей длинен век. Да говорили валькирии шёпотом, с оглядкой говорили, что нет у Огневержца ушей, но слышит он очень далеко и, многопамятливый, знает: где звон железа, там много лакомства для него остаётся. Иной раз идущего человека за день пути слышит и не страшится выходить на торёную тропу. Но от встречи с ним живым ещё никто не уходил, а если и уйдёт однажды, то без разума, и больше всего на свете огня будет бояться и ящериц.

Слушали люди валькирий шёпот, наговорам их внимали, при волшбе колдовской со страхом в воду всматривались, следили за полётом птиц. Да только не очень верили. Не былины то про чудище, ложь. Известное дело, пропадают люди в лесах, но на то много причин может быть. Какой же тут змей? Тешатся, думали, валькирии страхом людским, над легковерием их глумятся. Но по ночам всё же стали прислушиваться. Много болот вокруг. Слухи-то слухами, а может, и впрямь поселился там кто? Нет-нет да и услышат люди рык или предсмертный короткий плач дикого зверя.

А в преданиях говорилось, что вступали герои в единоборство с чудищем, секли ему голову именным мечом, ударяли Огневержца в горло обоюдоострым клинком, чем гасили пламя огненосной плоти; а другие клещами волшебными, что ещё при Свароге упали с небес, хватали Огневержца за язык, после чего зверь был не страшнее агнца. И лица героев опалены были, и раскалено оружие. Но не остались в памяти народной их имена. Чудище убить — велико ли для героя дело! То же, что зажечь светильник... Появись только, испогань болото!

А мы, нынешние, таковы ли?

Ещё валькирии пугали легковерных людей страшными великанами. Дескать, бродят те по лесам, от взгляда искусно таятся, но каждого идущего хорошо видят. Живут под землёю, из-под земли же внезапно появляются и исчезают туда также. Не найдёшь следа. Дружат великаны с землёй. Вреда не приносят великаны, если их не ущемить в чём-то, стороной обойдут или сам обойдёшь, не заметив. Но не оставь, человек, под кустом малое дитя либо в поле не оставь за работой, не усни за отдыхом. Похитят великаны чадо твоё. И не сыщешь потом, не дознаешься.

Говорили валькирии, что лесные великаны особенно любят лошадей ловить и пахучую кровь их высасывать. А высосав, трупы на месте бросают, мяса конского не едят. Глаза у великанов красны, ноги всегда босы, срам не прикрыт. Руки длинны, пальцы скрючены, тело волосом обросло так густо, что издали кажется чёрным.

Бож, шестой сын Келагаста Веселина, стал его единственным сыном. Старшие братья его: Любомир, Хотобуд, Левсид, Хооген и Ридж уже кончили круг своих лет.

Хотобуд и Левсид, особо любимые Келагастом дети красавицы Велереи, погибли в битве с аланскими воинами — искусными стрелками из лука, прирождёнными всадниками. Тела братьев были преданы огню, а дух, возмущённый смертью и освобождённый от связи с плотью, вместе с искрами и пеплом поднялся высоко.

Хооген, четвёртый сын отца Келагаста и первый сын югрянки Анникки, лёг на погребальное пламя жертвой родовой мести раскосых феннов [3] Югры, квены, фенны, финны, бьярмы — наименования финно-угорских племён. Квены — северные финны, заселяющие северные районы Норвегии и Швеции. Бьярмы, биармы — жили на берегах Белого моря, но по вопросу о более точном географическом положении Бьярмии единого мнения не существует. На территории бывшего СССР живут следующие народы финно-угорской группы; эстонцы, карелы, саамы (лопари), коми и коми-пермяки, удмурты, марийцы, мордва, ханты, манси. «Это целая огромная, широко разветвлённая группа народов, говорящих на совершенно разных языках, обнаруживающих, однако, очень древнее внутреннее родство, относящееся к неолитическим или ещё более отдалённым временам» (А. И. Попов. Следы времён минувших. — Наука. Ленинградское отд-ние, 1981. — С. 12). . Сам наполовину фенн, он принял смерть из рук людей материнского рода, тех, кто не желал мешать свою древнюю кровь с кровью явившихся ниоткуда воителей Веселинов.

Ридж, рождённый в голодный год рослой ширококостной готкой, оказался на удивление хилым и больным. Его не стали убивать головой о камень. Вопреки врождённой тщедушности, ребёнок выдержал испытание мокрым мешком, прожил в нём без материнского тепла и молозива ровно сутки. И потому с приходом следующей после рождения ночи Ридж был признан жизнеспособным и возвращён матери, которая даже не желала давать грудь этому хлипкому существу, своему сыну, боясь позора за несовершенного ребёнка.

Келагаст Веселин всё же изгнал готку, заметив, что ребёнок растёт горбуном. Он ножом обрил её налысо и отсёк ей уши, чтобы все знали: эта женщина не имеет права рожать.

Ридж, достигнув совершеннолетия, в приступе горькой обиды на своё уродливое тело, в злобе на все косые взгляды, устремлённые к его горбу, повесился на высокой сосне. Недолго плакали по нему плакальщицы, да и тех не много было, сколько Келагаст сказал. Сосну срубили, а самого горбуна, как умершего нечистым, закопали глубоко в землю и привалили тяжёлым камнем. Мёртвая плоть его не страшна, опасен дух обиженного. Он может наделать бед и потому заключён под камень. А оттуда не выбраться ни одному из навьев [4] Навь и, навье — покойники. .

Любомир, первый сын отца от первой жены его Свенильды, дочери именитого князя Межамира, любимый всеми как первенец рикса Келагаста, вырос опойцей. Он слишком дружен был с пивом и медовой брагой, пил жадно, больше всех, ранее всех хмелел и, представая часто в жалком виде, вызывал на себя бесчисленные упрёки и гнев отца, насмешки нарочитой чади [5] Нарочитая чадь — дружина князя-рикса, воины-профессионалы, рыцари — в основном выходцы из родовой знати. и потворствовал тем панибратству чернь-смердов, которым только и было дела, что покрасоваться с княжичем — пусть и порочным — перед своими девками да выпросить у него во хмелю золотых колец.

Однажды же в попойке Любомир совсем сгинул. Хватились поздно. Весьма горазд был погулять старший риксов сын, иногда пропадал надолго, загуливал с девами в отдалённых весях, где потомство ему несли во множестве. А как хватились его на этот раз, то стали думать на смерда Веригу; дескать, сгубил сына княжьего, позарившись на злато, прельстившись нарядным кушаком, удавил тетивой-захлёстом... Келагаст за Веригой послал, но сказали, что и тот пропал. Тогда повелел рикс ещё пуще искать обоих: и Любомира, и подлого смерда.