Сергей Зайцев - Побеждая — оглянись

Третье кольцо — щитоносцы из чади младшей. Сулицы взяли, лёгкие копья для метания. А щитами загородили и себя, и нижних копейщиков. Сомкнулись тесно: плечо к плечу.

Внутреннее кольцо — чадь-лучники. Надели лёгкие перстатицы, тулы [47] Тула — колчан, горит. выдвинули из-за спины под руку, чтоб одним взмахом стрелу вынуть, на тетиву посадить и выпустить её тем же взмахом. И так чтоб без перерыва — до тех пор, пока не опустеют запасы тулы. Тогда уж и за меч браться.

Лошадей спрятали внутри колец, заставили их лечь. Для того и обучены были кони антские по слову ложиться и по слову же вставать, вознося всадника в седле.

Риксы скрыли свои лица под масками из шкур. И плечи поверх кольчуг укрыли шкурами. Железные перстатицы надели на белые руки, ремни обручий затянули на запястьях и у локтей. Бож-рикс надвинул на брови славный Татев шлем...

...Идёт степняк! Всё ближе, ближе! Сплошной безликой массой идёт. Серой лавиной надвигается, тесным, кипящим валом. Лихорадит землю — содрогается земля. Широким охватом идёт степняк! От края до края подавлена, попрана степь...

С визгом и храпом, с грохотом и улюлюканьем налетели гуннские конницы. И началось дело студное [48] Студное дело — злодейство. !

Разили, свистели стрелы. Вились арканы в небе сером. Груди лошадей рвались о наклонённые копья. Не выдерживал напряжения, трещал и ломался ясень. Текла и пенилась горячая руда. В глаза смотрели один одному. И в глаза целили!

Что видели?..

А видели гунны перед собой стены железные, град стрел, лес копий и колыханье этих копий. Ясень под ветром ветвями больно бьёт!.. И видели вершины шлемов. Медведи вцепились когтями в мёрзлую землю, пядь за пядью рвали её. Рычали медведи, не уступали. Упорством своим, яростью глушили могучий натиск конниц. И тесные массы нападающих разбивались о преграду. Прекратили крик, силы берегли. Да все наседали, наседали гунны на копейные ряды. Хрипели, кашляли кровью гибнущие лошади. Умирающий всадник, из страха быть затоптанным живьём, добивал себя ударом в сердце.

А видели щитоносцы пену на конских мордах и сверкание зазубренных булатных мечей. Полёт лёгких сулиц видели и вьющиеся над головой кольца власяных арканов. И лютую злобу видели в раскосых глазах, чёрных, подобно угольям. Видели хищный оскал пардуса — царя бескрайних степей — и мощные его когтистые лапы видели.

Лязгали клинки, щиты гудели, крошились крепкие наконечники. Всё так звенело вокруг, что не слышали уже кольчужники этого звона.

Горе всаднику, если падёт конь его! Горе лучнику, если тетива оборвётся, а замены нет под рукой! А щитоносцу горе без щита остаться, копьеносцу без копья, а князю — без вестника!

Отошли кольчужники, истекая кровью. Навалились гунны на второе кольцо, да завязли. Уже сдержан был первый удар конниц, удар с налёта, удар сокрушающий. Ослаб напор. Не сломить гунну старшую чадь, щитоносцев тяжёлых, седовласых, седоусых, многоопытных! Пыл поостыл, занемели руки.

Тогда раздвинулись кольца, через узкий ход пропустили Веселиновых всадников, грозных нарочитых с Божем во главе и злыми риксами у плеч его.

Вот сшиблись нарочитые с гуннской силой, в гущу безликую ударили, и сами ударами мечей осыпаны были. И были помяты клинками шлемы, а многие всадники с коней сорваны арканами, затёрты лошадьми, затоптаны.

Люто! Люто! Бурные реки половодьем налились, собрались, вспенились, гложат берега железного острова. А порезавшись об острые края его, откатываются с тем, чтобы с силами собраться и нахлынуть вновь.

Избави, Перуне, род людской от безрассудства Бурных Рек! Охрани от необузданности Половодий!

Но, уступая в числе, явно одолевали нарочитые, шли железом на железо. И умением своим ратным заставили гуннов по чести стонать, заставили содрогнуться.

Бож-рикс среди первых прорубался в ряды кочевника. Кровь стекала с его меча, заливала седло и бёдра. Кровь просочилась в рукав кольчуги. Сквозь плетение чеканных колец проступала кровь у локтя.

Рядом Домыслав и Нечволод друг к другу спиной.

Домыслав, Глумов-рикс, славен, родовит. За предков горд. Предков чтит более потомков. Княжья стать! Крепко сжимают рукоять тонкие пальцы. А ладонь велика. И крепка рука от широкого плеча. Гнев на лице маской застыл, складками обозначился. У гнева того бородища черна. А из-под шлема волосы выбились: кажется, вплетены в них серебряные нити. Не по возрасту сед Домыслав. Приметен. Воитель знатный: вертится волчком, везде успеет. В седле уверен, в стременах твёрд. Коня вперёд посылает ударами пяток.

Десятник Нечволод верен, удал, Божа-рикса хранит, неотступен от него. Всякий удар кратким криком закрепляет. Бьёт на выдохе, верно бьёт. Смеётся. Хитёр Нечволод, меч короткий избрал, легко с таким развернуться в тесноте. Громыхает железо под мечом его. Всё оглядывается десятник на Леду-старика, кричит ему:

— Что угрюм, Леда-рикс, проливатель крови? Веселей! Тогда сбережёшь седины.

И злится князь леттов, поджимает тонкие губы:

— Не время веселия! Всё ты спутал, десятник, в жизни своей. Так не дожить тебе до моих седин. Да ещё шея твоя, гляжу, длинна, головой вертишь много. Ты со мной не пререкайся, ты за Божем следи!

И злились на острослова-десятника воины летты. Но злость эту обращали против врага.

Тут же и Сащека с гуннами бился, будто за гостями ухаживал: с улыбкой, застывшей на губах, с громким криком после удачного выпада. То мечом взмахнёт Сащека, то щитом намертво ударит, то коня своего вскинет на дыбы. А конь умный дело знает: зубы ощерил, и кусает, и рвёт низкорослых лошадок, и копытами охаживает их.

Нарочитые и риксы шли следом. Ястребами держались. И теснили всадников гуннских, прикрывали пеших кольчужников. А за ними уже лучники стремились, те, что луки свои оставили да подхватили тяжёлые копья и мечи. Также щитоносцы сели в сёдла.

И расчленили гуннское войско надвое!

Дрогнул тогда степняк, стал отходить. Лапы пардус поджал, прижал уши, зашипел угрожающе, да никто его шипения не слушал... На скаку отстреливались гунны из луков; на скаку подстреленные, сами падали, ломая кости, взметая колючую крупу степного снега. С налёту добивали их анты.

Однако многие гунны спаслись бегством. Легки-быстры были кони их, бедовые кони, привычные к долгому бегу и открытому простору. Но не ушёл от погони Амангул-князь. Не догнать бы его нарочитым, да конь под ним ногу сломал, попав копытом в сурчиную нору. И кость сломана была, и сустав возле копыта безобразно вывернут. И оголились в суставе розовые хрящи. Сам же Амангул и добил своего коня, ударив копьём в ухо. Затих его верный друг.

Сел Амангул на потный труп, снял шлем, увенчанный конским хвостом. Ладонью вытер испарину со лба. Далеко уже ускакали его всадники. О быстроглазые! Далеко ускакали стрелки-мергены с тетивами на локтях. И мёртв его верный Чарых-Хулат [49] Чарых-Хулат — светло-саврасый (тюрк.). . Плакать сегодня гуннским красавицам, которых некому будет приласкать, детям — бояться ночами, вдовицам — у котлов стонать, у котлов с остывающей, жирной бараниной, которую некому будет съесть.