Сергей Зайцев - Побеждая — оглянись

Сказали они:

— Приехали двое воинов в шлемах, назвали свои имена: Сёрли и Хамдир. И имя сестры своей назвали. То имя — Сванхильд!

— Что же хотят эти слабейшие? — спросил, улыбаясь, советник.

Ответили из стражи:

— Говорят: обороняйтесь!

При этих словах усмехнулся Амал Германарих. Хоть был вином возбуждён, но не стал сразу браться за меч.

Усы разгладил, размышлял, играя золотым кубком. Вся свита и люди из стражи ждали, что ответит кёнинг.

Наконец Германарих сказал:

— Передай росомонам, что рад бы я был отважных Сёрли и Хамдира увидеть. И принял бы их обоих, и, юнцов заносчивых, глупцов кичливых, сразу бы тетивами связал, на шею им накинул бы тугие петли. Скажи, рад бы был, если они сами, робкие девушки, не одумавшись, осмелятся войти.

Но не успели люди из стражи передать слова Германариха, как сшиблены были ворвавшимися в зал братьями. Шум здесь поднялся, послышались крики и ругань. Грозно сверкнули мечи росомонов. Головы полетели с плеч кёнингов, в широких блюдах кровь перемешалась с вином... По этим блюдам, по перевёрнутым чашам и опрокинутым кубкам, по самой крови готов ступали разгневанные братья Сванхильд, сыновья фиордов. Рубили тела пьянствовавших, не успевших подняться, не сумевших в сумятице свои доспехи и оружие отыскать. Валили на окровавленный пол тех, кто раньше других загородил кёнинга с мечом в руке. Устроили братья знатную резню. Дробили презренным кости. Удары готов им не причиняли вреда. Знала Гудрун, Гьюки рождённая, какие доспехи подобрать сыновьям.

Крикнул Хамдир:

— Вот, Ёрмунрекк! Пробиваясь сюда по коридорам и лестницам, мы слышали, что ты желал принять нас в своих палатах. Теперь мы пришли! Теперь мы избиваем твоих слуг и твоих конунгов — робких девушек — и подбираемся к тебе. И не опасны нам удары готских мечей... Все вы будете здесь убиты за Сванхильд и Рандвера!

Тогда побледнел Амал Германарих, могучий, подобный медведю, рванулся к очагу и вывернул из него тяжёлый камень. Не сказал, а прорычал кёнинг своей свите:

— Понял я, побратимы! Ни копьё, ни клинок не сразят сыновей Йонакра. Заговорены доспехи их. Бросайте в них камни. Только так и сумеем победить!

И первый камень бросил кёнинг в Сёрли-брата. Сломалась, хрустнула под кольчугой ключица у Сёрли; сразу обмякла, повисла рука, повреждённое плечо поднялось выше.

Сёрли стиснул от боли зубы, потемнело у него в глазах. Едва удержался на ногах, крикнул брату:

— Болтлив ты, Хамдир, как старая дева! Меха распустил, языком намолол смерть нам обоим. Говорила же тебе мать Гудрун...

Уворачиваясь от камней, ответил Хамдир:

— Не моя вина, если погибнем мы! А вина твоя, брат Сёрли!.. Ты Эрпа в ссору втянул, ты обозвал его ублюдком. Сам ведь знаешь, что Ёрмунрекку голову снести должен был Эрп. А где он теперь?

Тут замолчали сыновья фиордов, в едином порыве бросились на кёнинга, раскидали израненных готов. И с криком радости, криком свершившейся мести, вонзил Хамдир свой славный меч в правый бок Германариху. И Сёрли вознёс меч над кёнингом, но был опрокинут на пол ударом нового камня. И на младшего брата тоже камни сыпались.

Так Сёрли, достойный многих хвалебных песен, был сражён у торцовой стены, а отважный Хамдир, милый юноша, пал у задней стены зала...

Так вспомним же, братья, судьбу несчастной Гудрун, Гьюки рождённой! А вспомнив, поймём её плач: нет в мире ничего более жестокого, чем смерть.

Гуннар с Хёгни на ложе Гудрун убили Сигурда, мужа её. Второй муж, конунг Атли, убил и Хёгни, и Гуннара. Забыв обиды на братьев, дочь Гьюки отомстила за них: ночью ножом убила пьяного Атли. И сыновей своих от конунга тоже убила, и подожгла палаты вместе с воинами Атли. Все сгорели!.. Хотела утопиться после этого Гудрун, но не приняло море сей жертвы, и холодные волны отнесли её в страну фиордов. Там Йонакр-конунг взял её в жёны. И было у них трое сыновей: Сёрли, Хамдир и Эрп, сын приёмный. И Сванхильд, дочь Гудрун и славного Сигурда, героя на столетия, жила с ними. Но новое счастье Гудрун закончилось в один проклятый день, когда советник Бикки похвалил собаку доброго Рандвера...

Справь тризну, мать Гудрун, по дочери прекрасной и мужественным сыновьям своим. Справь тризну, мать Гудрун, по Рандверу. Справь тризну по своей судьбе! Плачь, Гудрун, рождённая Гьюки!..

аллия. Флавий Клавдий Юлиан, кесарь.

Более двухсот лет прошло с тех пор, как на этих холмах были преданы огню вальские деревянные боги, были сожжены их алтари. И тогда же император Публий Элий Адриан, желая навсегда закрепить за Римом северные провинции и оборонить их от нападений варваров, выстроил здесь, но рейнской границе, надёжный лимес.

Но теперь, при Констанции, когда Империя всё более слабела и с большим трудом сохраняла своё влияние в дальних провинциях, когда Великая империя приближалась к своему разделу, франки, саксы и алеманы, объединившись, прорвали линию Адрианова лимеса. Варвары пробили таранами деревянный палисад, связками хвороста и корзинами с землёй забросали глубокий ров и срезали участок вала. Ромейские легионеры не имели сил противостоять, первые же их усилия были сломлены ударами многотысячных конниц. И ожесточившиеся варвары через образовавшуюся брешь ворвались в Галлию. Они не преследовали бегущих легионеров. Они увлеклись грабежами и насилием на захваченной территории; они гнали с новообретённых земель презренных кельтов — трусливый недружный народ, допустивший над собой ромейскую власть, народ, смирившийся с ромейскими налогами, положившийся на ромейскую защиту. «Косматая» Галлия», — говорили про кельтов ромеи. «Презренные! Слабейшие!» — говорили про кельтов варвары.

Так, с избытком разлив своё презрение кровью по галльским нолям, варвары жадно посмотрели на юг. И тогда по указанию Констанция пришёл в беспокойную провинцию его двоюродный брат, юный кесарь Юлиан. И собралось вокруг него, утвердилось духом побитое галльское войско.

Присматривались издали к Юлиану варвары, в недоумении спрашивали: «Кто тот, что остановил бегущих галлов? Кто тот, что с диадемой в кудрях подобен женщине? Юлиан? Не слышали про такого!».

И под Аргенторатом дан был варварам бой! И разбиты были варвары, бежали саксы и франки, взяты были в плен алеманы.

Тогда восстановили ромеи разрушенный лимес Адриана; молодого кесаря Юлиана носили на руках, а пленённых алеманов насильно поселили в заброшенных, невозделанных землях Галлии. И понеслась по Империи слава нового талантливого военачальника, слава нового властителя.

С ревностью и подозрением прислушивался к этой славе император Констанций. Мнилось ему, что растёт в «косматой» Галлии удачливый соперник, мнилось, что слишком быстро растёт этот соперник. И, чтобы умерить рост Юлиана, потребовал император часть галльских легионов перевести на восток Вселенной.