Валерий Лаврусь - Очень странная история

Кто мы? Откуда?

Все говорят, что мы славяне. И не просто, а восточные. Язык — родственный славянскому. Что ж, может быть, может быть…

Махровые националисты утверждают, что нет, дудки, мы — русские! Вот «русские», и всё! Версия, конечно, интересная, но вопрос «откуда?» — остаётся открытым.

Разного толка историки говорят нам, что:

1. Мы — «этруски». Кто не помнит, был такой народ в Древней Италии. Вывод делается на том основании, что слова «русские» и «этруски» — однокоренные.

Жили себе в Италии, жили, и на тебе, здесь оказались. Видимо, что-то не заладилось у нас с римлянами. Вредный был народ, римляне эти. Сабинянок похищали, полбу ели, мир завоевывали, Карфаген разрушили, Римское право придумали. Наверное, последнее нас больше всего доконало. Какое такое Право, какой «Dura lex, sed lex». Дура — она и есть дура. Чего с неё взять? Ничего не взяли и ушли.

2. Мы — «варяги-руси». Опять же на созвучии. Есть в Балтийском море остров — Русланд, и, говорят, варяги оттуда. Конечно, скажете вы, всё понятно! «Ланд» — земля, а «Рус» даже расшифровывать не нужно… То есть Русланд — не что иное, как «Русская земля». Но их варяжские имена, хоть и прижились в России, для нас изначально труднопроизносимы. Действительно! Хельга (Ольга, Олег). Или Ингвар (Игорь). А уж Бидульфосту вообще места нет. А Сфандра? А Свенельд? Ещё не хотите? Нет, это не русские, это шведы, ну или, по крайней мере, — прибалты. Хотя…

3. Мы — «арии»! Из Индии мы. Не сиделось в Индостане, понесло в восточно-европейские леса. Может быть. Отчего нет? Скучно у них там, в Индиях, и животные живут странные, слоны. Опять же кобры… Из чего выводят родство русских и ариев? Из слов: «мать», «вода», «корова». Похоже они звучат у индийцев и у русских. Кажется уместным здесь вспомнить, что немцы в тридцатых-сороковых годах тоже утверждали, что это они — арийцы, а следовательно, наши родственники. И действительно: врываясь на своих стрекочущих мотоциклах в наши родные русские сёла, они без запинки выкрикивали: «Матка, курка, яйко, млеко!» По-родственному звучало. Прям совсем. Так что, может быть, и немцы — тоже арии. (Арии — арийцы, один чёрт!) А чего воевали? Да так, семейная склока, у кого не бывает… Так что, может, и арии.

4. «Скифы» мы… «Сарматы». Народ кочевой. «С раскосыми и жадными очами». Здесь никто даже не пытается искать однокоренные слова — ни в этнониме, ни в идиоматических выражениях. Родство выводится на основании дикости. Были дикие, дикими и остались. Щи лаптем хлебаем, решетом воду носим. Всякие Суздали с Золотым кольцом построили, учёных и музыкантов со всего мира прикармливали… (Чуть было Моцарта не прикормили, глядишь, не уморил бы его закадычный друг Сальери). Пушкины были, Лобачевские с Менделеевыми, всё не в счёт. Действительно, что все знают про Менделеева? Что он открыл таблицу Менделеева и ещё водку. А чего было открывать водку? Вон на столе стоит, открывай, наливай да пей. Видимо, тоже от дикости с ним это случилось. Правда, в 30—60 годы всё, что сами построили во славу Господа, сами же и разрушили. Это — да… как ни крути, явное проявление дикости. Так что — может быть, и скифы, сарматы… Хотя есть подозрение, что так о нас пишут те, кто нас не любит. Ну и мы их тоже!

5. Мы — шотландцы. Не ожидали? Да бросьте… Господа академики Носовский и Фоменко прямо это доказали. Шотландцы как себя называют? Скóтты! А мы кто? А-а-а-а… Но, прошу заметить, это — не моё мнение. Я ни «скоттом», ни «скотом» себя не считаю. Я — русский!

Возможно и наверное, есть ещё версии и мнения. Но откуда мы — так нигде и не написано. Я тоже не знаю, но одно могу утверждать точно: мы не местные! Не отсюда.! Мы пришельцы! Хотите докажу?

Замечали, как у нас в головах совершенно неожиданно наступают смены времён года? «Кто же знал, что в октябре пойдут дожди, и опять не успеем собрать картошку?» Действительно, кто? «Опять в этом году зима холодная!» Ну да, она у нас как минимум уже тысячу лет всё теплее и теплее. «Ёлки-метёлки! Какое засушливое лето в Среднем Поволжье!» А как же… там ведь муссонный климат. И таким примерам несть числа.

Какой отсюда напрашивается вывод? Простой! Мы не привыкли к этому климату. Он для нас чужой. Вот ханты, манси и ненцы (кстати, тоже пришельцы, но, видимо, более давние), так вот, все они спокойно относятся к наступлению зимы в сентябре. У них с этим всё нормально. А мы никак не можем привыкнуть к таким природным катаклизмам, как приход осени, зимы, лета. Нет, конечно, головой-то мы понимаем: раз январь, то снег, мороз, Святки, тройки с бубенцами, «что русскому хорошо, то немцу смерть», как и произошло в 1941-м. Но в душе мы все ждём лета и тепла. И все эти россказни о «Красавице Русской Зиме» — не более чем самоуспокоение и самообман, эдакий коллективный национальный аутотренинг. На самом деле мы хотим, чтобы всё было плавно и без резких переходов, чтобы осень была без дождей: ровно настолько, чтобы можно было спокойно убрать картошку, чтобы морозы приходили, предупреждая заранее о себе ну хотя бы за неделю, а лучше за две… или, что ещё лучше, вообще не приходили. А летом дождь шёл бы только по ночам, а с утра светило солнце… и лучше, чтобы было не особо жарко — тогда можно пить водку и не дуреть.

А так?

Нет, чужой нам этот климат. Чу-жой!

О! А может, не климат чужой, а мы? Другой он у нас «там» был. Более благоприятный.

Доказал? Нет ещё? Тогда поехали дальше…

Вы обращали внимание, какую у нас реакцию вызывает первый снег? Особенно с утра, пока мозг не втянулся в мыслительный процесс. Ещё вчера снега не было, а сегодня… ёклмн, навалило! И не важно, что конец ноября или даже декабрь. Русский человек не готов увидеть снег. Он всегда вызывает изумление. Всегда как в первый раз. И заметим, голова к этому никакого отношения не имеет. Это изнутри. Спонтанная реакция. Как на мяуканье у куриного яйца на последних днях высидки. Тот цыплёнок ещё никогда не видел кошку, но уже знает её и боится, начинает трепыхаться в яйце, отчего то приходит в движение. Так и мы: ещё не успев подумать, трепыхаемся: снег! Вспомните, как в школе на уроке все бежали к окну, завидев первый снег (цыплята!), и учитель — туда же…

Чужие мы здесь… Но откуда — не помним. Иногда что-то вспоминаем… Иногда что-то появляется на кончиках пальцев… На кончике языка… Вот как-то там было… Может… Да нет, не так. Или… Тоже не то. Не помним! Знали, да забыли.

А может, это все умники, которые умели писать, сознательно ввели нас в заблуждение. «Всё зло — в гумаге!» — говорил Степан Разин. Но душу не обманешь…

И тогда становятся понятны все разговоры о «загадочной русской душе». И становится ясно, откуда это странное стремление русского человека идти куда-то, закинув рюкзак за плечи. И понятна наша растерянность и несобранность… Да мы просто ищем, постоянно ищем — откуда мы? Так искали Дежнёв и Поярков, Хабаров и Миклухо-Маклай, Рерих и Гумилёв. Ищем и не находим. Копаем историю. Роем. Ни один народ так увлечённо не изучает историю: причём не только свою, но и чужую. А как же! Вдруг «они» — это «мы»? Вдруг найдём прародину?