Иосиф Каллиников - Мощи

С повести в собор потащились и ждали епископа.

Ревел протодиакон, тянули, чуть не по крюкам, монахи-певчие, бегали, потряхивая кудрями, иподиаконы, от алтаря орлейщик выбегал с орлицею, степенно костыльник подавал в золотой парче костыль епископу, потели монахи, богомольцы, странники, с левого клироса торжественно наблюдал за порядком ключарь в епитрахили, непрестанно поправляя академический значок — и бесконечно тянулось служение архиерейское, утомившее его ожиданием конца.

По правую руку от амвона Николка стоял, торжественный. Волновался, — не вышло бы опять чего, как и в приезд, когда крестный ход был. Слышал деревенский шепот:

— Господи, как в раю…

— Истинно, как в раю…

— Довелось побыть…

Вскрикивали кликуши, неистово закатываясь, голосили грудные ребята, одеревенела рука у епископа Иоасафа причащать младенцев, а служба еще без конца казалась, — молебен с акафистом Троеручице и великая панихида соборне в старом соборе на месте упокоения старца. Под крест подпускать оставили иеромонаха после молебна и торжественно в облачении полном пошли к собору. Народ побежал следом, не подходя под крест. Точно пламя разлилось и полыхало — платки, кички, паневы, пестрые юбки — и горящим пятном на белом фоне собора старого остановилось и замерло, ожидая, когда епископ с монахами войдет в подвальную церковку. Толпились в коридоре у картины адовых мук, лежа на животах, заглядывали сквозь железные решетки в подвальный храм… Нищие, калеки, хромые, слепые, болящие от дверей в два ряда уселись, причитывая нищенское, кряхтя, охая.

После панихиды народ кинулся в храм поклониться старцу Симеону пустыннику, одеть на голову от головной боли скуфейку старую, приложиться к веригам. Ждали чудес, исцелений.

Николка с вечера приказал одному старцу возле гробницы стол поставить и записывать показания недугующих, исцеляемых Симеоном, а в летопись велел занести о панихиде епископа Иоасафа в ознаменование чудес старца.

Лавочника посадили, — Аккиндина.

Любопытные подходили старухи, бабы, — расспрашивали:

— Батюшка, а когда ж помер-то старец этот?

— Давно, милая, давно, при императрице Екатерине первой, а теперь чудеса творит, немощных исцеляет.

— Хоть бы моему старику помог, — сухота его смучила.

— А ты привези, панихидку отслужи по старцу, вериги одень его на больное место, — исцелит старец, старец праведный…

Слушали Аккиндина, крестились, охали.

Одна досужая подошла:

— Мне, батюшка, Симеон старец послал облегчение, — шапочку его на голову одела, перестала голова болеть, и муж стал любить-голубить…

Заскрипело перо Аккиндиново, в глаза молодой бабе впился:

— Когда у тебя началась болезнь, милая?

— Да вот как мой на шахту ушел, с того времени… блюла я себя, томилась.

— И сильно болела голова? А? Рассказывай…

— И батюшка, так болела, аж спать не могла, ночь-то маешься, маешься, будто каленым железом ее душило, уж чего я не делала — к бабкам ходила, к знахарям, а потом пошла к Троеручице, а один монашек, дай бог ему здоровья, посоветовал, пойди ты помолись старцу нашему, Симеону пустыннику, водички испей на пустыньке, помочи голову, песочку возьми — клади на голову, — исцеляются, кто верует… Пошла я, умылась водицей, песочку на пустыньке нагребла в платочек, вернулась домой…

— Ну и что ж, исцелил тебя Симеон старец?..

— Исцелил, батюшка, — песочек я к голове прикладывала, тут-то еще мужик мой приехал с шахты, с того времени и полегчало мне, а все он, старец…

— Не болит теперь голова?..

— Нет, батюшка… Мне мужик мой и теперь говорит, ступай, говорит, помолись старцу…

— Правильно твой муж говорит. А ты еще панихиду отслужи по нем.

В толкотне записывал, пером скрипел, в чернильницу тыкал…

Среди баб, мужиков, купчиха протискивалась беременная к Аккиндину — послушать, что говорят, посмотреть, что записывает монах. Давили ее, толкали, — сзади купец басил:

— Тише вы, ай не видите, что беременная.

Расталкивал богомольцев…

— Держись за меня, Анись… Да тише вы… Поспеете…

Купчиха рассказ бабы выслушала и сама начала:

— Батюшка, запишите вы, и со мной чудо господне. Пообещала я молиться Симеону старцу и панихиду служить и на монастырь вклад сделать, если сотворит чудо старец, мальчика мне пошлет… Бездетная я была, и к докторам-то ездила, и у бабок лечилась, чего-чего не делала, в бугуне купалась, — ничего не помогло, пятнадцать лет не было. Пообещала я, пошла на пустыньку Симеонову, а навстречу мне старец-старенький, идет из лесу, борода до колен, длинная, а за ним птица, аист идет за ним…

— Это явление вам было пустынника…

— Явление, батюшка, предзнаменование великое, аист-то птица с ним была, аист детей приносит, — предзнаменование… И теперь я приехала… Девять скоро, так я благословиться — отслужить панихиду…

Записал сколько лет, какого звания, как зовут и заставил слушавших подтвердить подлинность рассказа — подписаться.

Сиял, что книга растет от записей. Расспрашивал, на мысль наводил и записывал, прочитывал вслух, вызывал, по желанию, свидетелей…

Слушали, отходили, расталкивали.

В открытые окна слышен был гул толпы…

Зазвонили на колокольне, народ бросился к трапезной. Долетело в окна:

— Идут, идут… собором… из трапезной.

Колыхнулся народ из подвальной церковки Симеона старца, купца оттеснил, сдавил купчиху и понес ее к выходу.

В дверях крикнула:

— Ба-атю-шки… А-ах…

Купец закричал, бросился расталкивать кулаками…

— Бе-ре-мен-ная… Ана-фе-мы… Задушили…

Вывели на воздух, посадили на могильную плиту…

— О-ей, ей-ей, ей… Батюшки… Да бо-ольна ж как…

Старуха подошла, растолкала глазеющих баб.

— Ай не видите, что родит… Не видали, что ль?..

К купцу прямо:

— Вести ее надо в гостиницу, а то тут родит — ай не видишь, что тужится.

— Да не могу ж я… мо-очуш-ки нет как режет… Оооо-й…

Зубы стискивала, передергивалась лицом, хваталась за мужа, рвала на себе волосы, не хотела идти…

Старуха двух баб толкнула:

— Ну-ка, молодайки, берите ее под руки, ведите, а ты купец в гостиницу беги, вели скорей самовар ставить, — а то с тобой-то у ней и воды бы отошли, тогда б намучилась…

Шла медленно, останавливалась, при схватках на весь монастырь кричала по-звериному дико, хваталась за баб…

А по монастырю расползался слух от слышавших рассказ купчихи и все говорили, что сотворил чудо старец, пожелал, чтоб не где-нибудь, а тут же, в его обители, родила купчиха.

Монахи после трапезы расползлись по монастырю и тоже богомольцам рассказывали про чудо, старались, чтоб все про него говорили, чтоб все знали.

— Великий старец, праведный… Явное чудо творит, знамения…