Иван Франко - Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

Я думал о будущем братстве людей,
Я звал это время прийти поскорей.
Безмежные видел я в мыслях поля:
Трудом обновленная общим, земля
Кормила народ мой, свободным, счастливый.
Украина ли это? Твои ль это нивы,
Впитавшие крови и пота немало?
Да, это Украина родная моя!
И лютая боль в моем сердца стихала.

Виденье исчезло. Гляжу я. Вон там
За межи сцепилися Гриць и Степан;
Там дед пашет полн и слезно скорбит
О сыне, что в Боснии дальней убит {25} ;
Отец там на сына топор поднимает;
Там мачеха бедных сирот проклинает…
О край мой родимый, забытый всем светом,
Пусть лучше судьба тебя в прах истребит,
Коль ты осужден пропадать без ответа!

Стану на пашне, умытой зарею:
Пурпуром солнце нежарко горит,
Пташки щебечут над тихой землею, —
Что же печаль в мое сердце стучит?

Царь и владыка природы, взгляни же,
Сколько в ней счастья, любви, красоты!
В сердце краса эта просится, ты же
Бродишь несчастен, одни только ты.

Тучное поле, левада за хатой,
Луг неоглядный с травою густой —
Так почему же, усердный оратай,
С голоду мрешь ты: в хатенке пустой?

В гор твоих лоне железо струится,
Так почему же затуплен твой плуг?
Или железо на то лишь годится,
Чтобы цепями свисать с твоих рук?

Жарким земля твоя светом богата,
Что в подземельях ключами кипит;
Так почему же, усердный оратай,
Не для тебя светит он и горит?

Много ты соли, до века рожденной,
В светлой, хрустальной скале накопал;
Так почему же ешь хлеб несоленый?
Солью земли почему сам не стал?

Сердце мое устремляется с плачем,
Пашня мужичья, к твоим бороздам,
Тонет мой дух в твоем лоне, горячий,
Словно упавшая в море звезда.

В каждую жилку твою проникает,
В каждый комок, корешок и сучок,
К каждой пылинке прильнув, вопрошает:
«Кто плодоносный ваш высосал сок?

Тысячелетья по вас проходили,
Кровью и трупами вас напитали —
Что же так мало вы хлеба родили?
Где же святые те соки пропали?»

Хорошо, в чаще леса блуждая,
Где безмолвие манит ко сну,
Под навесом ветвей отдыхая,
Слушать летнего дня тишину!

Вкруг безлюдно, а все ж не пустынно —
В том святом одиночестве я
Снова сердцем ловлю беспричинно
Бесконечную песнь бытия.

И я счастлив, покуда скрываюсь
В этих чащах, бродя наугад, —
Я людей повстречать опасаюсь,
Люди тихий мой рай разорят.

Люди всюду, и к этому раю
Слезы горькой недоли несут.
Не однажды с тревогой встречаю
Я проклятое горе и тут.

Вот ободранный дед-старичина
Ковыляет, склоняясь к земле,
Низко гнет его долу сушина,
За плечами — грибы в кошеле.

Знаю сызмала деда седого,
За селом его хата гниет.
Он живет одиноко, убого —
Собирает грибы, продает.

Пищу, рубище взять ему где же?
А пойдешь по грибы — заберут!
Лесники отведут на Медвежью,
А в Медвежьей под арест запрут.

Я спешу за деревьями скрыться,
Чтоб меня не увидел седой.
Знаю: встретиться старый боится
С черным платьем, как с черной бедой!

Да напрасно! Приметил, бедняга,
Из груди его вырвался крик,
Кинул связку и и темень оврага
Торопливо укрылся старик.

Долго слышалось мне, как хрустело
Под ногами, где старый бежит,
И в груди его что-то хрипело, —
Так больной перед смертью хрипит.

И подумал я: «Сгинь же, проклятый
Мой господский наряд, — ты меня
Для убогого, бедного брата
Сделал пугалом — пуще огня!»

На смену тоске отупенья
Вновь песен плеснула волна,
Как будто из пепла восстала
Блестящих огней пелена.

Что раньше казалось покоем,
То пепел минувшего был;
Под ним животворная искра
Любви сохранила свой пыл.

Она еще тлела, искрилась,
Под пеплом томилась в тиши;
Но ветер повеял и пепел развеял —
Попробуй теперь потуши!

Так нет же! Тушить я не буду!
Пусть плещет огней пелена!
И сердце пусть бьется, и вольно пусть льется
Бурливая песен волна!

Ты, только ты — моя единая любовь,
Но не дано тобой мне в жизни насладиться;
Ты темный тот порыв, что отравляет кровь,
Вздымает грудь мою — и не осуществится.

Ты тот напев, что мне в час вдохновенья снится,
Но для него, увы, не нахожу я слов;
Ты славный подвиг мой, и я к нему готов.
Когда бы веру мне да мощную десницу!

Как сгубленную страсть, угасшие желанья,
Не спетый мной напев, геройские дерзанья,
Как все высокое, что я в душе таю,

Как пламя, что меня и греет и сжигает,
Как смерть, что, погубив, от мук освобождает, —
Вот так, красавица, и я тебя люблю.

Как ты могла так ровно, так спокойно
Сказать об этом? Как не задрожал
Твой голос в горле, как тревожным стуком
В твоей груди не заглушило сердце
Те страшные слова: «Оставь надежду!»

Оставь надежду! Или ты не знаешь,
Что в тех словах таится преступленье,
Убийство сердца, духа, мыслей всех,
Живых и нерожденных? Или совесть
При тех словах в тебе не шевельнулась?

Оставь надежду! Мать-земля родная!
Ты, ясный свет! Ночная темнота!
Вы, звезды, люди! Что вы все теперь?
Что я теперь? Зачем не прах бездушный?
Зачем не камень, не вода, не лед?

Тогда бы я в груди не слышал ада
И не сверлил бы нор в мозгу моем
Червяк несытый, кровь моя, пылая,
В горячке не вызванивала б вечно
Вот этих страшных слов: «Оставь надежду!»

О нет, не верю! Все обман, обман!
Живительной воды в напиток мне
Ты подлила, а в шутку лишь сказала,
Что там отрава. Ведь за что бы ты
Могла убить и душу мне, и тело?

Нет, нет, не верю я! В тот миг, когда
Уста твои меня убить хотели, —
Твой бледный облик и тоска во взоре
И вся ты, вся, дрожащая мимозой,
Все говорило мне: «Не верь! Не верь!»

Душою ты добра! О, не обманешь
Ты сердца мне завесою гордыни!
Тебя я понял! Ты добра душою!
Лишь бури мира, муки недоверья
Заволокли тебя туманом этим.