Виктор Поротников - Василий Буслаев

– Не уйти тебе от меня, Васенька, – молвила Борислава, ступив на песчаный берег. – Во всякой воде, стоячей и проточной, я буду подстерегать тебя. Никакие молитвы не спасут тебя от моих объятий. Иди же ко мне!

Василий повернулся и бросился бежать, как олень, преследуемый волками. Ему казалось, что страшная утопленница преследует его по пятам. Опамятовался Василий лишь возле городских ворот. Рубаха на нем взмокла от пота, щеки горели огнем, грудь разрывало от нехватки воздуха.

Страж у воротной калитки с любопытством посмотрел на странного беглеца, вымотанного до крайней степени.

– Черти за тобой гнались, что ли? – насмешливо спросил он.

– Хуже, отец, – хрипло ответил Василий и бессильно привалился плечом к дубовым воротам.

– Да ты никак Василий, Буслаев сын?

Василий молча кивнул, продолжая отпыхиваться.

– Набедокурил иль от обидчиков спасаешься? – проявлял любопытство старый воин.

Василий не ответил, утирая рукавом обильно текущий по лицу пот. Он шагнул к воротной калитке и толкнул ее.

Потом Василий взглянул на стражника:

– Просьба у меня к тебе, отец. Коль увидишь ночью нагую девицу с зелеными волосами, не впускай ее в город.

Страж изумленно открыл рот и долго смотрел вслед Василию, который, шатаясь, удалялся по улице.

«Дивно, – подумал страж. – Во хмелю младень, а вином от него не пахнет».

До самого утра Василий не сомкнул глаз. Стоило ему смежить веки, как перед ним вставало лицо Бориславы, мерещилась ее страшная улыбка и голос утопленницы звучал у него в ушах. Едва рассвело и откукарекали первые петухи, предвестники зари, домой заявились побратимы, уставшие, но довольные. Все четверо завалились спать на сеновале.

Вскоре по двору забегала челядь. Конюх Матвей выгнал лошадей на пастбище. Анфиска спозаранку принялась топить баню: была пятница, банный день.

Поднялся и Василий. Не дожидаясь завтрака, он вышел из дому и зашагал к Никольской церкви, где с недавних пор состоял в ключарях иеромонах Кирилл, духовник Василия.

Иеромонах Кирилл всегда благоволил к своему воспитаннику. Вот и на этот раз он исповедовал его не в храме, а в своей тесной келье с единственным узким зарешеченным окном. Сквозь зеленоватое богемское стекло из окна кельи была видна стройная береза, в ветвях которой шумела целая стая галок.

– Видать, приперло тебя сильно, коль пришел ко мне ни свет ни заря, – ворчливо молвил ключарь, расчесывая гребешком свою окладистую бороду и длинные, до плеч, волосы.

– Приперло, отче, – мрачно проговорил Василий и поведал священнику об увиденном прошлой ночью.

Священник выслушал Василия, не спуская с него внимательных глаз.

– Мнится мне, дружок, бесовские силы охотятся за тобой, – заговорил отец Кирилл, когда Василий умолк. – Судя по всему, грехов на тебе не перечесть. Готов ли ты нынче же покаяться во всех своих прегрешениях?

– Готов, отче, – склонил голову Василий.

– Тогда отвори уста свои и молви только правду, как перед Богом, – торжественно произнес священник и перекрестил Василия. – Через это покаяние спасешь ты душу свою.

Василий с внутренним трепетом преклонил колени. Много грешил он, вспомнит ли все, что творил на трезвую голову, во хмелю и в гневе, нарушая заветы христианские? Но вспомнить надо.

Долго перечислял Василий совершенные им прелюбодеяния, увечья сверстников, нарушения постов, сквернословие, убийства, когда на море разбойничал. Молча внимал ему отец Кирилл.

Когда закончил Василий свою длинную исповедь, священник скорбным голосом вымолвил:

– Коль наложу я на тебя епитимью за весь твой блуд, кровопролитие и несоблюдение постов, то придется тебе, Вася, в монастырь идти грехи замаливать. Здесь обычным воздержанием да сухоядением не отделаешься. Только то, что ты два года в церкви не был и нечистую пищу вкушал, потянет на два года самого сурового покаяния. В рубище тебе придется ходить, на голом полу спать, людей не видеть, жить на воде и хлебе.

Василий вскинул глаза на священника:

– Не получится из меня схимника, отче. Лучше мне умереть, чем выносить такое.

– Кому-кому, а тебе помирать никак нельзя, грехов не замолив, – погрозил пальцем ключарь, – ибо душа твоя прямиком в ад отправится. Такие муки в аду примешь, какие тебе и не снились!

– Я боли не боюсь, – сказал Василий.

– Загробные муки вечные, – сурово пояснил священник, – их усилием воли не переможешь. Криком зайдешься, глаза на лоб вылезут, а легче не станет ни через месяц, ни через год. Никогда. Милости от слуг Сатаны ждать бесполезно. Милостив лишь Бог.

– По мне, лучше через испытания пройти во имя Бога и во искупление грехов, чем на хлебе и воде сидеть несколько лет, – промолвил Василий, просительно глядя на Кирилла. – Ты же знаешь, отче, опасностей я не боюсь. Возможно ли мое бесстрашие на пользу Господу употребить?

Священник ответил не сразу.

– В нынешнее лето собираются король французский и король германский идти, как встарь, крестовым походом в Палестину. Благословил их на это первосвященник Латинской Церкви – папа римский. Об этом много говорят немецкие купцы, прибывшие в Новгород. Всем участникам крестового похода прощаются все их прегрешения, вольные и невольные, ибо, ступив с оружием в руках на стезю Господню, крестоносцы становятся священной ратью. Смерть за святое дело есть почетнейшая из смертей. Так считают на Западе.

– А на Руси что об этом думают? – спросил Василий.

– Русские князья не участвовали в Первом крестовом походе и вряд ли примут участие во втором, – ответил отец Кирилл. – Папа римский и патриарх Константинопольский находятся во вражде друг с другом еще со времен Ярослава Мудрого. Их разъединяет спор об истинных символах веры и обоюдная анафема.

Василий слышал об этом, но никогда особенно в это не вникал. Латинян немало живет в Новгороде, хотя они молятся в своих храмах, новгородцы все же считают их братьями во Христе в отличие от мусульман.

– Так, может, я искуплю грехи свои участием в крестовом походе? – с надеждой в голосе произнес Василий, по-прежнему стоя на коленях.

– Для человека твоего склада – это самое лучшее искупление за грехи, – промолвил отец Кирилл, – но для этого тебе нужно добиться разрешения у новгородского епископа. Католики богослужение ладят по-своему, а ты окажешься единственным православным у них в войске…

– Почто единственным? – перебил священника Василий. – Друзья мои со мной пойдут. И молиться мы станем отдельно от латинян.

– Друзья? – удивился отец Кирилл.

– Тоже грешники, отче, каких поискать, – поднимаясь с колен, небрежно ответил Василий. – Вместе мы грешили, вместе и Богу послужим. Все веселее будет среди чужих людей!