Виктор Поротников - Василий Буслаев

Иоанн Комнин, отец Мануила, вел трудную войну с княжеством Антиохийским, образованным южноиталийскими норманнами. После смерти отца Мануил Комнин продолжил натиск на Антиохию и даже заставил князя Раймунда Антиохийского возобновить ленную присягу василевсу ромеев.

Вскоре после этих событий мосульский эмир Имад эд-дин Зенги захватил и разрушил город Эдессу, столицу графства Эдесского. Падение Эдессы создало серьезную угрозу для остальных государств крестоносцев. Происходило заметное сплачивание сил сельджуков для решительной борьбы с пришельцами с Запада.

К папе Евгению Третьему из Иерусалима спешно были отправлены послы с просьбой принять меры для защиты христианских святынь от новых бед. Евгений Третий обратился с посланием к государям Европы, призывая их встать на защиту веры. Гроб Господень в опасности!

Этот клич возымел действие на германского и французского королей, которые изъявили готовность вместе со своими вассалами выступить во Второй крестовый поход.

Решимость христианских королей повторить подвиги рыцарей времен Первого похода на Восток не вызывала в Константинополе ничего, кроме тревоги. Ведь дорога крестоносцев, как и полвека назад, проляжет через земли Империи, а грабежи жадных до добычи рыцарей ничем не отличались от грабежей печенегов, некогда нападавших из-за Дуная.

Распорядок дня и церемониал Большого Дворца были расписаны до мелочей, нарушить которые любому императору было так же невозможно, как повернуть вспять солнце. Недаром греки говорили, что строгий порядок в императорских покоях подражает божественному движению и гармонии небесных светил.

Каждый день в семь часов утра главный ключарь Большого Дворца вместе с начальником дворцовой стражи – куропалатом – отпирают дверь из слоновой кости, которая ведет со стороны ипподрома в зал под названием Лавсиак. По витой лестнице стража и помощники главного ключаря поднимаются в Лавсиак, чтобы надеть здесь служебное облачение – скарамангий, а затем направляются к другим палатам и залам, всюду отпирая двери.

В восемь часов утра ворота дворца распахиваются и толпы чиновников, ожидавших этого часа на ипподроме, вливаются в широкие коридоры, спеша занять места на отведенных им скамьях.

Тем временем спальники во главе с паракимоменом, начальником службы личных покоев императора, уже принесли из ризницы в Золотую палату скарамангий василевса и положили его перед серебряными дверьми государевой опочивальни. Дежурный страж трижды ударяет в серебряную дверь, в ответ василевс приказывает отворить ее. Спальники вносят скарамангий и облачают императора, который затем выходит в Золотую палату, благочестиво склоняется перед иконой Христа и садится в кресло. Так начинается день.

Первым делом, по дворцовому этикету, василевс призывает к себе логофета дрома.

Главный ключарь выходит из Золотой палаты, направляется в Лавсиак и посылает слугу за логофетом, а сам садится на свое место на скамье для чинов.

Император терпеливо ждет, сидя в золотом кресле, стоящем на возвышении в нише, под названием Конха, за драгоценной завесой. Таков порядок.

Логофет дрома шествует по длинным переходам дворца. Бежать ему нельзя, дабы не споткнуться на пути к императору, что является дурной приметой.

После логофета дрома василевс принимает остальных вельмож, следующих по рангу, а иногда и посольства. За церемониалом следит трепозит – чиновник, ведающий царскими приемами и являющийся, как правило, евнухом, поскольку он имеет доступ и в покои императрицы.

На очередном утреннем докладе Феофилакт доложил императору о Василии Буслаеве и его дружине. Это было сказано в связи с прибытием послов от германского короля Конрада.

– Германский король по-родственному желает втянуть меня в крестовый поход, – ухмыльнулся император. Мануил был женат на свояченице Конрада, графине Берте Зульцбахской. – Это ему не удастся. Лить воду на мельницу папы римского я не собираюсь.

– Можно обставить наше участие в походе рядом определенных условий, – заметил логофет дрома. – К примеру, выторговать…

– Я не стану торговаться! – оборвал вельможу василевс. – Этим занимался мой дед. И чего он добился? Все эти благородные короли, графы и бароны на самом деле гнусная компания грабителей, грубых скотов и клятвопреступников! Я, так и быть, пропущу всю эту ораву через наши владения, но сражаться вместе с ними против неверных не стану.

– Это мудрое решение, повелитель, – почтительно произнес Феофилакт.

В душе он немного робел перед василевсом, который помимо решительного нрава обладал еще и недюжинной физической силой.

– Странно, что русичи откликнулись на призыв папы о защите Гроба Господня, – задумчиво проговорил император и взглянул на логофета быстрым взглядом. – Сколько, ты говоришь, людей у Василия Буслаева?

– Тридцать, повелитель, – ответил Феофилакт. – Из них один старик и одна девушка.

– Все они дали обет поклониться Гробу Господню?

– Все, повелитель.

– Ты разговаривал с Василием Буслаевым?

– Да, божественный.

– Что он за человек?

– Простоват, но не глуп. Разговорчив, как все русичи. Несмотря на свою молодость, имеет довольно разумные суждения об окружающем мире.

– Сколько ему лет?

– Нет и двадцати пяти.

– Он твердо решил отправиться в Палестину?

– Похоже так, повелитель.

– Что станет делать Василий Буслаев, если западные крестоносцы так и не соберутся в поход?

– Об этом я с ним не говорил, о великолепный.

– Напрасно. Русичи православной веры, как и мы. Надо всеми способами не допускать их сближения с латинянами.

– Но русские князья издавна берут в жены латинянок…

– Это совсем другое. Ведь и я женат на родственнице германского короля: жена принимает веру мужа. До сих пор русские наемники сражались только за Империю, получая за это щедрую плату. И вдруг какой-то Василий Буслаев изъявляет желание сражаться за веру бок о бок с латинянами, причем не за деньги, но из высоких побуждений.

– На русичей это похоже, – усмехнулся Феофилакт.

– Дурной пример заразителен, – нахмурился император. – Как бы из этого маленького зернышка не выросло высокое дерево на радость папской курии. Вот чего нужно опасаться. Пусть идут, как и раньше, с Руси странствующие монахи в Иерусалим, но русские дружины должны оставаться в Константинополе. Таких воинов нельзя уступать папе!

– Я все понял, повелитель, – быстро проговорил Феофилакт. – Я предложу Василию Буслаеву щедрое вознаграждение и уговорю его наняться в наше войско.

– Скажи ему, что свой обет он сможет исполнить, вступив в рядах византийского войска в Иерусалим. Намекни, что такое вполне возможно. Заметь также, что ратям западных государей никогда не одолеть сарацин. Узнай слабые места этого новгородца и играй на них. Не мне тебя учить, Феофилакт.