Франц Финжгар - Славянский меч [Роман]

Хмурое лицо Радо озарилось радостью, в глазах показались слезы, он упал к ногам Радована, обнял его колени и зарыдал.

Радостная лихорадка охватила войско, когда разнеслась весть о том, что Любиница жива. Дочь Сваруна любили славины, почитали анты. Исток немедля отправил пятерых быстрейших всадников на север в град, чтоб обрадовать отца, который, помрачившись рассудком, утрату единственной дочери переживал тяжелее, нежели гибель девяти сыновей.

Радовану повсюду сопутствовали почет и слава.

Девушки раскладывали костры в честь богини Деваны, водили веселые хороводы. Исток велел отдыхать. Долгие часы воины сидели на берегу, глядя в невиданную бескрайнюю ширь волнующейся морской пучины.

Старейшины возлежали вокруг ягнятины, потягивали вино из римских сосудов, добытых в Топере, и предавались беззаботной радости, словно у себя дома.

Радо переменился, как меняется грозовая ночь при восходе солнца. Лицо юноши окаменело с тех пор, как Тунюш похитил Любиницу. На лбу появились мрачные борозды, вокруг стиснутых губ залегли глубокие складки, ввалившиеся глаза под косматыми бровями сверкали мрачным огнем, злобой и жаждой мести. Даже смерть Тунюша не прояснила его лица. А когда он вел в бой свой отряд, гнев его наводил страх и трепет даже на воинов-славинов, и они долго не решались заговаривать с ним после боя, когда, угрюмый и задумчивый, он в одиночестве лежал возле своего костра.

Сейчас это постаревшее от горя лицо осветил луч зари. Он по-детски улыбался и ягненком ходил по пятам за Радованом.

— Отец, — умолял он, — расскажи, как ты нашел Любиницу, где она сейчас, здорова ли? Тоскует ли она по своему Радо? Говори, иначе…

Старик не спешил с рассказом. Он понимал, что слава его достигла вершины, и ему было приятно стоять на вершине этой чудесной горы. Поэтому он тянул, как мог.

— Расскажи да расскажи! Пристал, как ребенок к бабке. Я сказал, что клятву выполнил, и хватит! Если тебе мало, иди за ней сам и ищи ее, как искал Радован, постаревший во время поисков на несколько лет от усталости. Кто ищет, тот находит!

Радо, огорченный, как ребенок, умолкал, с трудом перенося расспросы старика о походе, о добыче, о погибших и о их подвигах.

— Пей, отец! Отличное сладкое вино! — попытался он однажды напоить Радована и тем развязать его язык. — Смотри, я принес тебе полный кувшин!

Певец не отверг кувшин. Но, осушив его, поморщился, сплюнул далеко в сторону и сказал:

— Отличное сладкое вино, говоришь? Сытый голодного не разумеет. У Эпафродита в Фессалонике я таким вином мыл руки. Клянусь богами, не лгу!

Все удивились.

— Не лгу, говорю я! — повторил Радован и снова сплюнул.

— И все же не заносись слишком и расскажи, где сестра и как ты ее нашел! — вступил в разговор Исток, внезапно вставший за спиной старика.

Мужи раздвинулись, почтительно приглашая Истока к огню. С тех пор как племя себя помнило, никому не доводилось участвовать в столь победоносном походе, как под началом Истока. Даже Радован почувствовал, что в глазах Истока сверкает нечто, похожее на приказ.

Но все-таки он и тут остался себе верен.

— Не говори, Исток, что я заношусь, дабы я не ответил, что негоже тебе так разговаривать со мной. Правду сказать, только старому волу оказалось под силу вытянуть тебя из ямы, конечно, если ты еще не позабыл этого, Исток! Не вытащить бы тебе головы из расщепа, если б Радован его не разжал!

— Не обижайся, отец! Славу ты пожинаешь, чего ж сердиться на посев? Быстрей рассказывай о Любинице и об Ирине! Мы не в граде, время дорого и небезопасно!

Взгляд Истока был суровым, старик молча осушил чашу, позабыв даже сплюнуть, и начал свой рассказ:

— О Любинице я уже знал тогда, когда принес тебе письмо от Эпафродита.

Радован лгал — тогда он был убежден, что девушку сожрали волки.

— Знал?! И не сказал мне! — вскипел Радо.

— Осел! Я не такой дурак, как тот молодец, что позвал приятеля вечерком в гости, жареных рябчиков отведать, а рябчики-то еще в лесу на деревьях сидели, подстрелить ничего не удалось, вот и пришлось пареной репой угощать гостя. Я-то поумнее. Ведь Нумида нашел Любиницу посреди дороги, полуживую, и взял ее в свою повозку. Однако той ночью нагрянули беглецы, Нумида тоже убежал, а я пошел с письмом к тебе, Исток. Может, мне надо было сунуть Любиницу к себе в сумку, как тетерку? Да ведь девушек в сумках не носят! Осел ты, Радо! — Радован потянулся к чаше.

— Так это Нумида, — вздохнул Исток. — Я награжу его! Значит, он пожалел ее?

— Нумида — хороший человек, да и девушка не из таких, чтобы проходить мимо, раз она лежит посреди дороги.

— Все же ты мог бы мне об этом сказать. Почему ты молчал?

— Помолчи теперь ты, не то я замолчу! Я бы мог тебе сказать, конечно! А если б на Нумиду напали разбойники, убили его и отняли Любиницу? Что бы я сказал потом, а?

— Любиница у Эпафродита, у Ирины! О боги! — громко и радостно закричал Исток и опустился у костра на колени.

— За ней! — воскликнул Радо, вскакивая на ноги.

— На Фессалонику! — загудели воины, хватаясь за рукоятки мечей.

— Мир, братья! — сказал Исток, вставая.

— Значит, она в Фессалонике с Ириной у Эпафродита?

— Да, я ее туда отправил, в безопасное место. Дальше потрудитесь сами. Я свою клятву исполнил.

— А Ирина знает, кто она и откуда?

— Знают и она и Эпафродит, они там целуются и милуются, как две голубки!

— На Фессалонику! Созывайте совет! Надо решать немедля!

Запели рога, взволновались воины, хлынули на совет старейшины.

Первым поднялся на скалу старейшина Боян и громко, чтоб слова его услышали все, произнес:

— Старейшины, мужи, храбрые воины, братья! Рога призвали вас! Вы пришли, чтоб держать совет. Я спрашиваю, кто не чтит славного Сваруна?

— Слава Сваруну! Слава великому Сваруну!

— Я спрашиваю, кто отдал Моране в сражениях против Хильбудий больше сыновей, больше храбрых воинов, чем он?

— Никто! Девять сыновей его взяла у него Морана! Слава сынам Сваруна! Слава Сваруну!

— Я спрашиваю, чей сын победил вражду между славинами и антами? Кто породил героя, что ведет нас от победы к победе? Я спрашиваю, кто?

Мгновенье тишины сменилось бурей криков. Не щадя глоток, вопили мужчины, девушки поднимали вверх руки, орда топала ногами, звенело оружие, и все эти звуки разом летели к небу.

— Слава Истоку! Слава, слава, слава воеводе!

Боян движением руки успокоил толпу.

— Я спрашиваю, слышали ли вы о горе Сваруна, которое грызет его, словно змея, знаете ли вы, что у него похитили единственную, любимую и всеми нами, дочь?

Над толпой пронесся печальный, полный горечи вздох.

— Я спрашиваю, в чем наш долг, если мы знаем, где похищенная Любиница?