Франц Финжгар - Славянский меч [Роман]

— Ты герой, сотник императорской гвардии! Путь твой ведет наверх! Да сопутствует тебе счастье!

Исток, ничего до сих пор не понимавший, вздрогнул при этих словах, словно пробудился от сна.

— Ты вила из наших лесов или женщина, о ответь!

Ирина улыбнулась и посмотрела ему прямо в глаза. Но завеса задвинулась, Эпафродит и Исток, коснувшись лбом пола, удалились.

На улице Исток не видел толпы, не слышал ее криков. Перед ним стояли голубые глаза Ирины и ее трепетная улыбка. Его уши слышали ласковые слова, которые сказала ему незнакомая девушка, прекрасная, как лесная вила. Его сердце охватил восторг, словно над ним раскрыла цветущие ветви липы тихая Весна.

«Из его головы могла бы родиться вторая Минерва. Два месяца, и такие успехи!» — думал седовласый Касандр, учитель Истока, возвращаясь домой от Эпафродита садами, озаренными сиянием молодой луны.

«Словно вытесанными на камне остаются мои слова. Все он запоминает навечно. Не родись он под кустом от волчицы варваров, но где-нибудь на Акрополе, быть бы ему вторым Аристотелем или Александром. Ей-богу!»

А Исток в это время гулял по укромному садику с цветущим жасмином. Под мягкими сандалиями скрипел зеленый песок, привезенный на корабле из Лаконии. Его мелкие кристаллы сверкали в лунном свете, и казалось, будто дорожка усыпана светлячками. Размеренно шагал юноша, в такт своим шагам произносил вполголоса греческие слова, приказания командиров. Повторив их во второй и в третий раз, он остановился, выхватил из ножен меч и стал быстро размахивать им в воздухе. Он нападал, отбивал удары, отступал и снова атаковал. Устав, он присел на каменную скамью возле журчащего фонтана.

Светила луна. Все вокруг исходило таинственными ароматами. Водяная струя, трепеща, стремилась ввысь, потом падала и снова устремлялась к небу; изнемогая, она тысячами брызг тонула в мерцающем бассейне, где трепетал серебряный диск луны. С моря веяло тихое влажное дыхание, которое словно в ароматной купели ласкало его нежными руками. Исток расстегнул пряжки панциря, погрузил голову в ладони и задумался в тишине звездной ночи.

Здесь он сидел в тот вечер, когда вместе с Эпафродитом вернулся из дворца. За полночь перевалили звезды, но сон бежал его глаз. Перед его взором светились голубые очи Ирины. Куда бы он ни обернулся, повсюду были они. Они смотрели на него с моря, улыбались ему с каждой звезды, а ее сладкие слова звучали в шелесте листьев цветущих деревьев и верхушек кедров:

— Ты герой, сотник императорской гвардии! Да сопутствует тебе счастье!

Дважды после этого возрождался месяц. Исток объезжал самых горячих коней, сломал немало дротиков, разбил много мечей, научился читать и писать, почти позабыл отца своего Сваруна и лишь мимоходом вспоминал Любиницу. Не было времени. Но глаз Ирины и ее слов он не мог позабыть. Однако напрасно искал он ее взгляд, шагая посреди улицы на полигон или гордо красуясь в позолоченном доспехе на диком жеребце, пожираемый жаждущими любви взорами. Ему казалось, что он видел уже все глаза, какие есть в Константинополе, погружался вопрошающе в них и печально отворачивался. Потому что ни разу он не видел такого сияния, мягкого и полного любви, словно в глазах Ирины сияла его прекрасная родина, словно в ее голосе звучали все песни славинских долин. И когда он проезжал мимо императорского дворца, он не отрывался от занавешенных окон и умолял: «Ирина, один только взгляд, одно только ласковое слово, только одно». Но за безжизненным стеклом не было никакого движения, мертвые стены огромного дворца безмолвствовали.

Погружаясь по вечерам в мечты, Исток в конце концов пугался их. Так было и в этот вечер.

Он выпрямился на скамье, провел рукой по лицу и пробормотал:

— Ирина? О чем я думаю? Ирина — дочь патрикия, живущая во дворце, иными словами, распутница. Что мне по ней страдать? Оставаться здесь, проливать кровь за тирана, чтоб однажды за все муки, за труд, за предательство проснуться в ее объятиях? Нет, клянусь Святовитом, изменника из меня не выйдет! Сейчас ты прячешься от меня, Ирина, прячешься, зная, как мучаешь меня. А в кругу подруг и слабосильных господ, этих трусливых офицеров, которые в бою сбежали бы от толпы старух, ты вместе с другими смеешься над варваром. Нет, клянусь Перуном, вы со слезами станете вспоминать меня!

Он вскочил с места и воздел руки к небу.

— Кого проклинаешь и в чем клянешься, малый?

К Истоку подошел Радован.

— Ах, отец. Ты не спишь? Уже полночь.

— Когда я сплю и как и почему не сплю, об этом ты до сих пор не очень-то тревожился. Отвечай, о чем тебя спрашивает Радован.

— Да ты в дурном настроении!

— Не увиливай! Говори, чего злишься и грозишь кулаками месяцу, словно ребенок, что палкой хочет сбить с неба звезду?

— Мысль, глупая мысль мелькнула у меня в голове!

— Мелькнула! Разумеется, мелькнула, и сидит в ней, словно ярмо на коровьей шее… Зачем ты лжешь?

Радован пылал гневом. Молодой воин от души рассмеялся.

— До чего ж ты хорош, когда сердишься. Присядь-ка.

— Не сяду, пока не скажешь.

— Все тебе расскажу, только будь добрее и не сердись.

— Все вы, дети, одинаковые. В полночь я пробираюсь к тебе и охраняю тебя, долгие ночи провожу в раздумьях о тебе, ловлю твое дыхание, твои сны. Исток, неужели ты думаешь, что я не знаю? Эпафродит, сам Эпафродит открыл мне все, когда я спросил его. Видишь, чужеземец, христианин рассказал мне, а ты не рассказываешь.

— Что тебе рассказал Эпафродит? — заинтересовался Исток.

— Исток, сын Сваруна, думаешь я не слышал, как ты стонал и вздыхал ночью: «Ирина, Ирина»? Не единожды, сотню раз. Такие сны неспроста западают в голову юноше, это ведь не гнилые орехи, что падают с дерева при первом ветерке. И поскольку ты молчал, я взялся за Эпафродита.

— За Эпафродита? — изумился Исток.

— Да, за него самого, и он рассказал, как к тебе обратилась эта девица и ожгла тебя взглядом. И он добавил: «Предупреди его, отец. Весь Константинополь знает, что Ирину любит Асбад». И я предупреждаю тебя. Учись у зверей. Когда в зверя попадает стрела, он убегает, пока не прилетела другая. В тебя тоже попала стрела, поэтому не торопись к стрелку, но беги от него. Понял?

— Значит, ты говоришь, Асбад любит Ирину?

Зоркий Радован заметил тревогу на лице Истока. Тот пытался скрыть ее, но безуспешно. Только что он поклялся Перуном, что ему нет дела до Ирины, что она ничего не стоит, что любовь к ней была бы изменой отчизне, и вот уж снова звучал в его сердце могучий голос и смеялся над ним! «Ложь, ложь. Ты любишь ее, а теперь еще выяснилось, что ее любит Асбад, твой начальник, который ни разу не взглянул на тебя добрым взглядом, он возлагает на тебя самые тяжелые дела, он напомнил императору о Хильбудий, надеясь погубить соперника». Исток все понял. Ему еще так много предстоит узнать, а уже столько узлов опутало его! И вот еще один удар: Асбад любит Ирину. Теперь все стало ясно. Поэтому ему не доверяют стоять в карауле у императорских покоев! Поэтому он считается еще недостаточно опытным, чтоб командовать эскортом, когда Феодора выезжает из дворца! А он верил всему и упражнялся днем и ночью. Ну, погодите же, на завтра назначены большие маневры в присутствии императорской четы…