Сергей Зайцев - Тур — воин вереска

...относительно того, где можно изыскать достаточные средства на восстановление Могилёвской ратуши, от коей было некогда глаз не оторвать. В этом вопросе трудно было не усмотреть скрытую просьбу, а за велеречивостью сановника, за очень вежливым тоном не разглядеть пустую поветовую казну. И как раз раздумывал старый Ланецкий, где ему сказанные средства изыскать, чтобы не ударить в грязь лицом перед другими шляхтичами, гонористыми в большинстве, но чтобы и их, ревнивых к чужому успеху, не обидеть, не раздразнить слишком щедрым пожертвованием, когда после тихого стука в дверь вошёл к нему управляющий Криштоп.

— С вашего позволения, пан... — поклонился он и доложил: — Явились шведы у наших ворот...

Нахмурился шляхтич, серым стало лицо; только глупый теперь не смог бы понять, чем закончилась битва.

— Много ли у наших ворот шведов?

— Десятка полтора, пан. Просят открыть. Что прикажете делать?

Пан Ланецкий недоумённо повёл седой бровью.

— Не ошибся ли ты сослепу? Может, то не шведы? Давно ли шведы начали спрашивать разрешения, чтобы войти?.. — и, вздохнув, он поднялся. — Любопытно мне будет взглянуть на этих шведов.

Нацепив саблю, — более для вида, для значительности, нежели для воинской надобности, — Ян вышел на высокое крыльцо. За ним и Алоиза не замедлила появиться, поскольку и ей было любопытно, что за люди спешились у ворот, не принесут ли ей они — а хоть бы и шведы! — какую-нибудь весточку о сыне: где он? что он? жив ли, родная кровь?.. Следом за хозяевами выглянул в дверной проем старик Криштоп и звонким от волнения фальцетом велел мужикам отпереть ворота.

Те послушно отодвинули засов, отвели створы и отступили, понурив головы.

Шведские солдаты остались снаружи, и только один — молодой офицер — вошёл во двор, ведя в поводу своего коня. Этот человек сразу направился к крыльцу, где его ожидали. Старый Ланецкий даже удивился, что так скоро, в мгновение ока, сообразил незваный гость, где следует искать хозяйское высокое крыльцо, будто он уже бывал здесь, на широком дворе, и знал, куда надо идти.

И хозяев гость скоро отыскал взором.

— Госпожа! Господин! — слегка поклонился капитан Оберг, остановившись под крыльцом; здесь мы, опять же, должны напомнить читателю, что говорил наш герой по-шведски. — Похоже, вы есть родители той прекрасной девы, той лесной нимфы, которая завладела моим сердцем и которую я ищу.

Ян оглянулся на Алоизу, а Алоиза заглянула снизу ему в глаза. Они не поняли из услышанного ни слова.

Между тем Оберг продолжал:

— Скажите мне, уважаемые, где она? Скажите мне, тут ли она живёт? — и капитан указал рукой на дом, на окна.

Старый Ян не без тревоги взглянул в указанном направлении, но по-прежнему был весьма далёк от понимания того, что от него хотят. Напряжённо глядя в лицо офицера, пан Ланецкий крутил себе седой ус.

— Может, он просится переночевать? — предположила Алоиза.

Этот приятной наружности офицер, плечами, и благородной статью, и ростом, и мощью воина, и манерами воспитанного, образованного человека, немало походивший на их сына Радима... — ах! где ты, где ты, свет моих материнских очей?.. — молодой офицер этот сразу понравился ей, хотя он и был враг.

— Скорее, он вежливо требует денег. Или еды, — нахмурился Ян.

Алоиза с этим не согласилась:

— Я ни разу не видела, чтобы, требуя денег, прижимали руку к сердцу.

Тут Криштоп, старчески прищурившись и разглядев наконец Оберга, сказал из дверей:

— Да это же тот самый офицер, что... — и добрый управляющий прикусил язык, вспомнив, что не о всём можно рассказывать старшим Ланецким; просила же панна Люба поберечь её стариков.

— Какой офицер? — обернулся к нему Ян.

— Проще говоря, он уже бывал здесь, — выкрутился Криштоп. — Это добрый человек. И можно не волноваться: грабить нас он не станет и никого здесь не обидит.

— Чего же он хочет? — спросила Алоиза.

— Я думаю, он хочет... видеть вашу дочь.

Озадаченная пани Алоиза не знала, что и думать; она, пожалуй, даже была смущена тем, что, похоже, очень многого не знала, когда пребывала в уверенности, будто является полной хозяйкой здесь, у себя в имении. Теперь она имела случай убедиться, что не каждая мышка ей докладывается, и не каждая птичка наушничает, и кое-какие важные события проходят у неё за спиной. Почтенная пани собиралась устроить Криштопу допрос, но...

Но тут и сама Люба выбежала на крыльцо.

— Густав! Это же мой Густав!..

Спустя мгновение девушка была уже возле любимого, и они заключили друг друга в объятия.

— Что же вы не приглашаете гостя в дом? — обратила к родителям совершенно счастливое лицо Любаша.

И она потянула капитана Оберга к крыльцу.

Капитан, однако, сделав новый вежливый полупоклон старикам, подхватил её на руки и подсадил в седло. А Ланецким он сказал:

— Госпожа и господин! Не бойтесь за вашу дочь. Ни я не обижу её, ни кто-нибудь из моих людей её не обидит. И что допустил Господь, то не поправить ни вам, ни генералам и королям. А Господь допустил нашу встречу, — и он, указав Любаше на реку, повёл коня через двор под уздцы.

Пан Ланецкий, ровным счётом ничего не понявший из его речи, видя, что увозят его дочь, схватился за саблю. Однако сама Любаша остановила его:

— Я прошу вас, не тревожьтесь, родные. Со мной ничего не случится. Я скоро вернусь.

И старый Ян отпустил рукоять сабли. Такой радостью полнились глаза его дочери, что не смог бы любящий родитель выразить это словами; радость её выдавала великое чувство — ради которого она родилась, жила, росла, цвела — былинка, девочка, невеста, ненаглядный цветок и утешение родительского сердца, — и ради которого пришёл, наконец, этот летний день; девушка прямо-таки светилась вся; давно отец не видел её такой.

— Вот и жених объявился, — промолвила с тихой грустью Алоиза, хотя как будто за дочь радоваться должна была.

...Солдат своих капитан отпустил в лагерь, а коня верного он пустил пастись на лужок. А с Любой сели они на бережку ручья, несущего свои быстрые, журчливые воды к Проне, на живописном бережку ручья, омывающего корни старых тенистых вётел, нашли они укромное местечко.

— Люба, милая Люба! — не мог наглядеться на девушку Густав. — Я не верю глазам, которые видят тебя. И не верю рукам, которые держат тебя. Я боялся, что уже не найду тебя...

— Густав, я думала, что больше никогда не увижу тебя. Я болела тогда — в начале зимы. Потом ездила к хижине. Но тебя уже не было там. На обратном пути я так плакала... И всё думала: как же буду жить, не видя больше тебя?

— Я поверю губам, которые поцелуют тебя... Милая Люба, почему ты тогда не пришла? Разве я чем-то обидел тебя? Может, ты заболела и не могла прийти?.. Ах, я счастлив, что снова вижу тебя, моя любовь, моя нимфа!.. Я ждал тебя в том лесном доме несколько дней. Потом искал тебя. И даже сюда приходил — влекло меня сердце. И стоял в поле... Вон в том поле, — указал он рукой.