Сергей Зайцев - Тур — воин вереска

И вот это время подошло...

Пока дивизион пехотинцев [91] В дивизионе армии Карла XII было 18 рядовых. поддерживал видимость ночной лагерной жизни, весь отряд, стараясь ничем не нарушить тишины, двинулся к броду. Впереди шла кавалерия, следом — пехота. Негромко журчала река в стеблях осоки, временами шелестел листвой лёгкий ветерок, ухала вдалеке ночная хищная птица, и луна только-только выходила на небосклон.

Наверное, враг, обманутый царившей тишиной, сморённый усталостью, задремал и не видел, как ряд за рядом въезжали в реку чёрные тени — драгуны... десяток, второй, третий... и за ними всё новые всадники сплошным тёмным пятном, потоком спускались с левого берега, и становился этот поток всё шире и чернее. Вот уж драгуны достигли середины русла, но всё по-прежнему было тихо. Серебрилась рябь на воде, чернели лесочки, сияли звёзды, восходила луна.

И вот драгуны — десяток, второй, третий — достигли цели. Ряд за рядом выезжали они на отлогий берег и немедля выстраивались для атаки, плотно выстраивались эскадроны — «колено в колено», как в шведской коннице было заведено. Косились на лесочки, но ничто не говорило о том, что там затаился противник. Ни движения, ни выстрелов не было.

Когда уж драгун на берегу собралось достаточно и успех как будто был достигнут, всадники и пехота перестали строго соблюдать тишину, переправа оживилась; послышались восклицания, смех, вода заплескалась шумнее. Поэтому не сразу заметили, что нечто в природе изменилось. Но вот насторожились: что такое?.. Тихо-тихо дрожала земля. И дрожание это постепенно становилось сильнее.

Капитан Оберг, который уже тоже переправился, взмахнул рукой, призывая всех к вниманию. Смолкли восклицания и смех. Замерли драгуны и пехотинцы. Только нервничали, всхрапывали и мотали головами, переступали, вздрагивали лошади.

Дрожание земли, до этого едва ощутимое, быстро нарастало, вот уже оно обратилось в глухой гул. Это явно неслась вскачь конница, и была она всё ближе. За годы войны такого наслушались немало, потому ошибки быть не могло. Оберг оглянулся на лагерь — не русская ли кавалерия на подходе? Однако в лагере было всё спокойно; несколько солдат ходили от костра к костру и бросали в огонь хворост. Тут капитан уже и слухом услышал приближающийся гул. И приближался этот гул вовсе не с востока, не из-за реки, а напротив — с запада, из-за холма, который выглядел в лунном свете бледным серым пятном.

Не только капитан, но и все остальные услышали уже к сему времени приближение конницы. Взоры переправившихся солдат обратились к холму. Гул был всё ближе и громче. Многие из пехотинцев и всадников сами не заметили, как попятились; движение их было словно бы невольное, — куда в мгновение ока потянулась душа, туда подалось и тело; таким милым и спокойным, таким желанным, совсем как райский сад, показался берег, какой они не далее четверти часа назад покинули... Заметив движение малодушных, Оберг скомандовал «стоять!» и выхватил из ножен шпагу.

— Стоять на месте! Держать строй!..

Драгуны, какие успели уже переправиться, выстроились в несколько шеренг и по примеру своего капитана обнажили шпаги.

И в эту самую минуту из-за холма вылетела конница. И загрохотало... Много ли было там всадников, мало ли, шведы не могли в темноте понять. Но внезапная атака неизвестного врага выглядела впечатляюще. Бурный поток, прорвавший плотину, страшный ноток, сметающий все препятствия со своего пути, неудержимый, злой, бурлящий, опрокидывающий камни и срывающий траву, оглушительно шумящий, жестокий поток. В полутьме, в очень бледном свете луны, невозможно было разглядеть кого-либо из всадников, выделить одного из массы всех. Лавина, некая грозная живая масса, чёрная и уже сверкающая под луной и звёздами сталью, быстро подминала под себя поле и стремительно приближалась к реке, к броду, к шведскому отряду, частью переправившемуся уже.

— Стоять! Держать строй! Переправляться...

Капитан Оберг призывно махал рукой всадникам и пехотинцам, которые ещё ожидали своей очереди на левом берегу, а сам, широко раскрыв глаза, чтобы лучше видеть в ночи, глядел на приближающуюся конницу. И наконец он смог уже выделить нескольких всадников. Это было важно для него. Капитан хотел рассмотреть офицеров, дабы знать, с кем ему предстоит сейчас сражаться, дабы понять, что за враг перед ним и какого от него можно ожидать манёвра. Те, кого он выделил, не были похожи на офицеров.

Огромные чёрные всадники, представившиеся Обергу исполинскими в неверном свете луны и звёзд, представившиеся фантастическими в своей неудержимой атаке, неслись во весь опор и уже заслоняли полнеба, когда капитан, наконец, рассмотрел достаточно чётко очертания одного из них — самого первого, призрачного исполина...

Это был Минотавр. Полубык-получеловек, мифический монстр, будто некое языческое божество, он только видом своим ввергнул многих в смятение, и те, кто ждал сражения и искал сражения, уже не хотели сражения и помышляли лишь о том, как бы ловчее сейчас отступить, как бы не промедлить с собственным спасением. Капитан припомнил: однажды он видел Минотавра в здешних лесах. И подумал тогда, что тот привиделся ему в лихорадке, в кошмарном сне, в бреду, предстал призраком, плодом воображения человека, борющегося с недугом. Но нет, он был наяву — Минотавр — во плоти, в силе, в мощи, в грозном крике, в стремительном движении, в блеске сабли. И был он всё ближе. Сотрясалась земля, ржали кони, уже хлопали выстрелы.

На берег тем временем выходили всё новые десятки и сотни солдат, их подпирали и подталкивали следующие за ними, а те, что уже стояли на берегу, вдруг снова попятились. Возникла заминка, неразбериха. За грохотом скачущей конницы никто не слышат команд офицеров.

— Держать строй! Атаковать!.. — скомандовал между тем Оберг.

Но и его команду услышали только те, что были справа и слева. Тогда капитан, подняв выше шпагу, сам ринулся на врага. За ним последовали десяток драгун, потом другой, третий, и вот уже сотня за сотней, сдвинувшись с места, пошли следом рысью. Летели вперёд, нацелив во тьму острые клинки.

Тут-то конницы и сошлись. Удар был страшен. Сшиблись кони грудь в грудь, ударились всадники плечо в плечо, пронзили один другого пиками, шпагами, саблями. Могучим напором спереди и сзади иные были выброшены вверх, подняты вместе с лошадьми; оглушённые или бездыханные, они тут же пали на плечи товарищей, сокрушая их, увлекая на землю, под копыта конницы, умножая жертвы. Оберга миловал Бог, его конь удержался на ногах. Однако натиск противника оказался столь силён, что распались первые цепи драгун, и атакующие ударили в самую гущу шведских солдат. Все успевшие переправиться были опрокинуты обратно в реку. Теснили к воде и драгун, разделённых на две части, и те ничего не могли поделать, отступали, отступали; приседали под неудержимым натиском их кони, копыта скользили по траве, по песку, по мёртвым телам.