Сергей Зайцев - Тур — воин вереска

Лет после тридцати Ян Ланецкий занялся делами имения и хозяйства. И скоро обнаружилось, что ему более следовало бы родиться купцом, чем шляхтичем, ибо отличался он сметливостью, прозорливостью, очень нужными тем, кто промышляет куплей и продажей, умением убеждать — весьма важным свойством для негоцианта, и многого достигал переговорами, имел верный хозяйский глаз, и когда другие шляхтичи бедствовали, разорялись и не знали, чем кормить собственных детей, он даже приумножал своё состояние. В Могилёве у Ланецких был большой каменный дом на два этажа и с подклетями, а при доме просторный двор и склады, два экипажа; могли бы Ланецкие и больше экипажей себе позволить, да в тех не было нужды. Но этот дом — приобретённый торговым счастьем шляхтича-купца, а вот родовое гнездо Ланецких — было большое имение Красивые Лозняки верстах в сорока юго-восточнее Могилёва, недалеко от городка Пропойска. Сады, огороды, поля, пасека, усадебный дом и несколько изб — такому имению и иные из русских бояр могли бы позавидовать, а уж русские-то бояре — богачи и воротилы известные. И Ян Ланецкий в имении своём души не чаял, всё перестраивал его и благоустраивал... Однако с возрастом, с приходом хвороб Ян и к делам, и к имению стал терять интерес, поубавилось в нём шляхетской гордости, но прибавилось стариковской мудрости. Сказал своим, что в доме могилёвском и в имении лозняковском он будет «тихо жить, стареть и умирать», и, хотя не был ещё безнадёжно стар и рановато ему было помышлять о переходе в мир иной, тем более готовиться к нему, начал постепенно передавать кое-какие навыки и бразды правления своему старшему сыну, в коем видел и находил уже надёжную опору.

Если принять во внимание семейные предания, Ланецкие в могилёвских землях жили всегда, хотя фамилия их имеет скорее малороссийские корни, чем литвинские. О происхождении фамилии стареющий Ян любил порассуждать в часы досуга за кружкой доброго пива в кругу семьи или сердечных друзей. Домашние слышали его учёные витийства уж много раз и знали основные «положения фамилии» наизусть.

Самое простое — возвести фамилию к названию животного «лань». Это положение имеет право занимать в рассуждениях первое место потому, что весьма и весьма многие славянские фамилии происходят от названий животных; это очень древние фамилии, быть может, самые древние из всех, ибо восходят к родовому имени и указывают на зверя, на тотем, которому весь род как божеству поклонялся.

Второе положение крепко связывалось с русским словом «лан», означающим «поле», «нива», «пашня». Нет необходимости в большой смекалке, чтобы догадаться: Ланецкий — это «хозяин поля, нивы, пашни».

Третье положение: у малороссов «ланец» означает «цепь». Это положение очень нравилось патриоту Ланецкому, и он говаривал, что род его действительно крепок, как цепь и как тот кузнец, что цепь ковал, и род ещё покажет себя в трудные времена — когда везде и всё будет рушиться и рваться, и только Цепь-Ланецкие останутся сильны и неразрушимы — неразрываемы.

Четвёртое положение: у тех же малороссов «ланец» значит и «старец», «мудрец». Понятно, что и это приятное, лестное значение не могло не нравиться Яну. С одной стороны, явно был у него в предках некий мудрый старец, давший прозвание семье, а с другой стороны, разве не мудро Ланецкие всё устроили у себя в хозяйстве? разве не дельно они своим хозяйством управляют? и разве нет в них ныне согласия с древней фамилией?..

Но всякий раз, когда он в рассуждениях своих добирался до «лань-мудреца», до мудрого управления и до примеров этого управления, пиво уже плескалось едва на донышке кружки (а то и второй-третьей по счёту), и добрый шляхтич несколько утрачивал в своих заключениях необходимые последовательность и ясность или вообще терял нить разговора, отвлекался на что-нибудь иное, более живое и интересное, чем хождения в тёмные глубины родовой истории. И потому ни домашние, ни друзья шляхтича Ланецкого не знали, были ли у него ещё в запасе фамильные «положения». Но мы откроем: были. Он мог ещё глубже копнуть — во времена язычества, когда в славянских землях весьма часто можно было услышать имя Ланец; так называли мальчиков, что «родились в прошлом году». Какой смысл в это имя вкладывался, теперь трудно сказать — за давностью времён...

От жены Алоизы, любимой райской розы, у Яна Ланецкого были трое детей: старший сын Радим, дочь Люба и младший сын Винцусь.

Про Любу, Любашу, мы подробнее скажем ниже. Про младшего ещё вообще мало что можно сказать — слишком юн он был летами, в отроческом возрасте пребывал, полном прекрасных заблуждений и чистых мечтаний, и никак не проявил себя. А вот про старшего — у нас выйдет обстоятельный сказ.

Рассказывали, что когда мать Алоиза была беременна Радимом, ей приснился сон, будто она спала у себя в уютном алькове и будто почувствовала прикосновение к животу чьих-то тёплых рук, и она будто открыла глаза и увидела старца, положившего ей руки на живот. Она совсем не испугалась этого чужого старика, появившегося в доме неведомо откуда, а только немного удивилась — как его никто не остановил по пути к ней в спальню. Старик будто не заметил, что она проснулась, и Алоиза опять прикрыла веки и только из-под опущенных ресниц тихонько следила за ним. А он как бы весь светился радостью, этот необычный старик, потом, склонив голову, приложился ухом к животу, прошептал единственное слово «меллон» и исчез — словно растворился в воздухе.

Здесь Алоиза и в самом деле проснулась и огляделась в алькове, но была она тут совершенно одна, хотя явное оставалось ощущение, что кто-то вот только-только прикасался к её животу, и слушал его чутким ухом, и скорым шагом вышел вон — лёгкая кисейная занавесь ещё как бы колыхалась, и незнакомое слово «меллон» явственно звучало у Алоизы в ушах. Она подумала: может, это приходил Ян, который любил вот так послушать у неё живот...

В тот же день Алоиза спросила у Яна, не заходил ли он к ней. Он ответил, что не заходил. И никто из хозяйских женщин не заходил, и не видели в доме никакого старика. А одна молодка из дворовых, Ганна, которая тоже ждала ребёнка и была уж на сносях, сказала, что это, верно, был непростой старик, что приходил это Николай-угодник. И радовалась молодка за пани, говорила — хороший знак — крепкий и здоровенький родится ребёночек, и этого ребёночка она поможет пани вскормить.

Никто в имении не знал, что означало слово «меллон», между тем Алоиза хорошо запомнила — слышала она именно это слово. Она спрашивала у Яна, тот плечами пожимал; потом он сам спрашивал у других шляхтичей — и у соседей по имению, и в Могилёве, — что за слово такое. И те не могли сказать, разводили руками; предполагали: похоже, что греческое слово. Рассудили разумно: ежели Чудотворен был грек, то, верно, и говорил он не по-халдейски, не по-иудейски и не по-персидски, а по-гречески. Но не было у них книг, чтобы посмотреть.