Дмитрий Пахомов - Первый художник: Повесть из времен каменного века [В дали времен. Том V]

Ожидание становилось все томительнее; каждую минуту Кремень посматривал на солнце, двигавшееся, по его мнению, слишком медленно, и напрягал слух, стараясь уловить звуки сигналов. Но кругом было тихо. Солнце все еще поднималось и не дошло до зенита, а вождь приказал начать охоту, только когда огненный шар поднимется до высшей точки…

— А-а-а! — пронесся, наконец, отдаленный звук, и через мгновение по всей цепи разнесся охотничий призыв.

Началась облава: крики, свист, стук сухих костей одной о другую, рев потревоженных зверей, треск ломаемых ветвей, тревожный писк птиц, — все слилось в один отчаянный шум. Потревоженные животные метались, не зная, куда броситься, но, теснимые с одной стороны охотниками, бросались в противоположную сторону и понемногу направлялись к роковой западне.

Круг все суживался. Звери, успевшие вырваться из этого круга, спасались бегством за дальние холмы; остальные же беспорядочной толпой бежали по дну и скату громадного оврага, уже охваченного по сторонам толпами преследователей, махавших шкурами, кричавших исступленными голосами и колотивших костями в упоении предстоящей победы.

Среди массы животных выделялся обезумевший от ужаса мамонт. Подняв хобот и испуская страшный рев, он мчался по дну оврага, давя на своем пути мелких животных. Ревущая толпа зубров, оленей, мускусных быков, коз, волков, шакалов, медведей и мелких зверьков — зайцев, кроликов, сурков, лисиц и проч. лавиной неслась к западне, давя друг друга, испуская крики, вой, рев, мычание и блеяние.

Как только эта толпа, с мамонтом во главе, ворвалась в ущелье, тотчас охотники стали сверху сбрасывать заготовленные бревна и камни, чтобы загородить совершенно ловушку. В несколько мгновений куча бревен закрыла отступление, и добыча оказалась в западне. Многие животные, впрочем, сумели выбраться из ямы: для медведей, лисиц и коз сооруженные преграды не составляли большого препятствия, и они перебрались через них и спаслись. Мамонт, ошалевший от испуга, метался по узкому ущелью, бросался на стены и на вал, но скользил, падал и давил прочих собратьев по несчастью, а десятки копий и камней, сыпавшихся на него сверху, еще больше увеличивали смятение. Наконец он повернул обратно и всей массой своего неуклюжего туловища бросился на сравнительно легкую преграду из бревен. Напрягши в порыве отчаяния все свои силы, пустив в дело клыки и хобот, которыми он свободно раскидывал, как щепки, толстые стволы, мамонт пробил брешь и вырвался на волю.

Крики ярости вырвались у охотников, но о преследовании нечего было и думать: несмотря на неуклюжесть и короткие ноги, несмотря на раны и десяток копий, вонзившихся в бока, мамонт помчался как вихрь и через несколько мгновений исчез из глаз охотников. Между тем, через брешь, сделанную чудовищем, бросились спасаться другие животные, но скоро туда была набросана масса новых бревен, камней и ветвей.

Несмотря на потерю главной добычи, Клык и его соплеменники остались, в конце концов, очень довольны, так как было поймано несколько десятков животных.

Первыми были подобраны и убиты раненые животные. Громадные костры запылали на окраинах оврага, и несколько дней подряд, с утра до вечера, все, от мала до велика, работали, снимая шкуры, разрезая мясо на полосы и высушивая их на солнце, на угольях и на раскаленных камнях. Копчение же шло все дни и ночи напролет.

Через несколько дней работа была кончена, и одновременно с ней был кончен большой, неуклюжий, но прочный плот из бревен, связанных ремнями. Он скоро был нагружен заготовленными припасами, и Клык подал знак к отъезду.

Несколько человек, вооруженных длинными шестами, взошли на плот; там же поместились женщины с детьми. Остальные воины взялись за несколько длинных ремней, привязанных к плоту, и стали осторожно спускать его вниз по течению; стоявшие же на плоту шестами отталкивались от берега, и таким образом хоть медленно, но основательно и безопасно охотники направились к родной пещере.

Берег, где в течение нескольких дней кипела жизнь, где дымились десятки костров и где воздух был наполнен веселыми и оживленными звуками, опустел. Кучи пепла, обугленные поленья, окровавленные кости, над которыми вились мириады мух, были единственными свидетелями всего бывшего здесь. Кое-где из кустов начинали выглядывать острые, трусливые морды шакалов, но они еще не решались подойти ближе и приняться за остатки, брошенные людьми, а затем вдруг совершенно скрылись, увидя, что на место бывшего лагеря вернулся один человек.

Это был Кремень. Он не торопился домой и знал, что успеет нагнать медленно плывущий плот. Он быстрыми шагами направлялся к западне, где было поймано так много животных. Его еще раньше привлекли пласты желтой и красной глины, и ему хотелось захватить с собой небольшой запас той и другой. Он не отдавал себе ясного отчета, для чего она ему нужна и что он с ней будет делать. Его постоянно тянуло ко всему, ярко и пестро окрашенному; он собирал и прятал в укромном уголке, в пещере, цветные камни, красивые перья разных птиц, обточенные водой камни, кости и прочие предметы, привлекавшие его необычной формой или окраской. Теперь он решил пополнить свою немудреную коллекцию глиной, понравившейся ему яркими цветами.

Завернув в кожу несколько горстей, он сел на обрыве над ущельем, и перед его воображением снова возникла вся картина грандиозной облавы. Ему ясно представлялась страшная борьба мамонта-чудовища с препятствиями, поставленными людьми, ужас и отчаяние животного и, наконец, его освобождение и бегство.

Странное дело: Кремень не жалел о том, что такая добыча ушла из рук охотников, он радовался за животное, избежавшее печальной участи. За эти несколько дней выслеживания и охоты Кремень проникся симпатией к безвредному и, очевидно, доброму великану, между ног которого безбоязненно шныряли, как он несколько раз видел, мелкие зверьки, а на широкую спину садились птицы.

«Я еще приду сюда, — думал Кремень, — и посмотрю на него. Он, вероятно, убежал недалеко…»

Опять мечты далеко унесли мальчика.

Между тем, солнце склонялось к горизонту, и надо было догонять своих; оставаться же в этих местах было небезопасно, так как с наступлением сумерек боязливые хищники наберутся смелости и выйдут из своих убежищ, чтобы поживиться обильными остатками.

Свернув наскоро свои вещи и завернув их в плащ, Кремень, по старому примеру, привязал узел к небольшому бревну и минуту спустя плыл, уносимый быстрым течением, ловко справляясь с водоворотами и огибая выступавшие на поворотах скалы.

Надвигались сумерки. Уже Кремень подумывал о самостоятельном и одиноком ночлеге где-нибудь под скалой, как вдруг за одним из поворотов реки увидел веселые огни нескольких костров и вокруг них своих соплеменников. Еще несколько мгновений, и он был среди своих.