Генри Мерримен - Золотая пыль (сборник)

Когда оно было закончено, Шарль позвал своего вестового, чтобы он отнес письмо офицеру, который отвечал за отправку корреспонденции в Германию. Но на зов Шарля никто не явился. Вестовой присоединился к своим товарищам, находившимся сейчас в наиболее бойких частях города. Шарль вышел на площадку лестницы и позвал снова, но с таким же успехом. Дом был сравнительно новый, построенный по знакомому образцу парижского hotel, с широкой лестницей в виде арки, через которую кареты выезжали во двор.

Спустившись с лестницы, Шарль увидел, что даже часовой покинул свой пост. Ружье, стоявшее у каменного столба ворот, указывало на то, что его хозяин находится недалеко. Прислушавшись, Шарль услышал, что во дворе кто-то стучит молотком. Он отправился туда и увидел, как часовой, стоя на коленях у низенькой двери, пытается ее взломать. Этот человек не терял даром времени: на веревке, перекинутой через его плечо, висело около дюжины часов. Они при каждом его движении гремели, как инструменты у странствующего лудильщика.

– Что вы тут делаете, друг мой? – спросил Шарль.

Часовой, не оборачиваясь, поднял палец и погрозил им, как бы желая предупредить, чтобы ему не мешали.

– Погреб, – ответил он, – всегда погреб. Это свойственно человеческой породе. Мы получили это в наследство от животных.

При этих словах он оглянулся и, заметив, что имеет дело с офицером, тяжело поднялся на ноги и проворчал какое-то проклятие. То был старый солдат, весь прожженный солнцем. Морщины на его лице были заполнены пылью. С тех пор как он покинул берега Вислы, ему, по-видимому, не представлялось случая умыться. Он почтительно вытянулся и шевельнул губами над беззубыми деснами.

– Отнесите это письмо дежурному офицеру на главную квартиру, – сказал Шарль, – и попросите присоединить его к отправляемой почте. Это, как видите, частное письмо моей жене в Данциг.

Солдат посмотрел на письмо и проворчал что-то непонятное. Потом он взял его в руки и медленно перевернул, как это делают неграмотные люди.

Отдав письмо часовому с приказом немедленно доставить его по назначению, Шарль снова поднялся наверх. В те дни приказание отдавалось не тем тоном, которого позднее стало требовать рабство.

Шарль вернулся в свою комнату, не удостоверившись даже в том, что его приказание будет исполнено. Не успел он сесть, как в дверь кто-то тихо постучался, после чего она отворилась и в комнату вошел часовой, все еще держа письмо в руке.

– Mon capitane, – сказал он спокойным голосом, каким обычно говорят старые солдаты с молодыми, – всего только одно слово. Письмо.

Говоря это, солдат взглянул на Шарля из-под нависших бровей, ожидая объяснений.

– Вы его нашли? – спросил он наконец.

– Нет, я написал его.

– Хорошо. Я…

Старик остановился и ударил себя в грудь, чем произвел шум, похожий на звон железных инструментов. И действительно, он был увешан кроме часов еще и другими предметами. Солдат, казалось, был такого мнения, что если человек придает вещи какую-нибудь цену, то должен обязательно прицепить ее на себя.

– Я Барлаш, гвардеец… Маренго, Дунай, Египет… Нашел после Бородинского сражения письмо, похожее на это. Я не могу читать очень быстро… Действительно. Ба! Старый гвардеец и не нуждается в перьях и бумаге… Но письмо, которое я нашел, было совершенно такое же.

– И оно было адресовано, как и это, madame Дезирэ Даррагон?

– Так сказал мне товарищ. И вы ее муж?

– Да, – ответил Шарль, – я ее муж, если вам интересно это знать.

– А! – мрачно произнес Барлаш и застыл в терпеливом ожидании.

– Ну? – спросил Шарль. – Чего вы ждете?

– Не знаю, найдете ли вы, что я поступил правильно, mon capitane, передав то письмо хирургу. Он обещал мне доставить его по адресу.

Шарль, смеясь, отыскал свой кошелек. Но в нем ничего не оказалось, и он быстро обвел взглядом комнату.

– Вот прибавьте это к своей коллекции, – сказал он, взяв с письменного стола маленькие французские часы, – хорошенькая золоченая игрушка из Парижа.

– Благодарю вас, mon capitane.

Барлаш дрожащими пальцами стал развязывать веревку, перекинутую через его плечо. Пока он занимался этим, одни из часов на его спине начали бить. Он остановился и серьезно посмотрел на своего начальника. Ожили другие часы, затем третьи, а Барлаш все продолжал стоять в почтительной позе.

– Четыре часа, – пробормотал он про себя. – А я еще не завтракал сегодня…

Он хмыкнул и, отдав честь, медленно повернулся к двери. Кто-то не спеша поднимался по лестнице. Это было ясно по звону шпор и бряцанию сабли, которая ударялась о золоченые перила. Папаша Барлаш почтительно посторонился, и в комнату, весело приветствуя Шарля, вошел полковник Казимир. Барлаш удалился, но все-таки не запер дверь. Надо полагать, что он остановился за ней и довольно долго слушал разговор офицеров, так как его часы снова принялись бить половину. Но Казимир, заметив, что дверь отперта, спокойно запер ее, и оставшийся за нею Барлаш скорчил недовольную гримасу и стал спускаться по лестнице.

Была половина сентября, и дни становились все короче. Вечерние сумерки уже окутали город, когда Казимир и Шарль сошли наконец вниз. Никто не позаботился о том, чтобы открыть ставни пустых комнат. Москва и в то время была большим городом, хотя и не столь обширным, как теперь, и более фантастичным.

В домах, покинутых своими владельцами, с избытком хватало места для всей армии. Многие жили так, как никогда не жили раньше и никогда не будут жить впоследствии.

На лестнице было почти темно, когда Шарль и его гость спускались по ней. Заржавленное ружье, стоящее у двери, указывало на предполагаемое присутствие часового.

– Послушайте-ка, – сказал Шарль, – я застал его рывшимся, как крыса, у дверей погреба во дворе. Может быть, он снова пошел туда.

Они стали прислушиваться, но ничего не услыхали. Шарль пересек двор. Полоска света привела его к той двери, которую он искал. Она была приоткрыта. Барлашу удалось пробиться в погреб, где следует искать, как он это знал по опыту, лучшее, что осталось в покинутом доме.

Шарль и Казимир заглянули вниз. При свете свечи Барлаш энергично рылся среди беспорядочной груды сундуков, мебели и наскоро связанных узлов с одеждой. Он ничего не снял с себя и двигался под уже знакомый нам аккомпанемент. Пот стекал с его лица. Даже в этом погребе слышался слабый запах едкого дыма, наполнявшего Москву.

Казимир увидел блеск драгоценных камней и поспешно сбежал с лестницы.

– Что вы тут делаете, друг мой? – спросил он.

Но в тот же момент Барлаш потушил свечу. За этим последовала мертвая тишина, которая наступает, когда вдруг спугнут грызуна. Оба офицера, стоявшие на лестнице погреба, видели блеск глаз, похожих на крысиные.