Денис Блажиевич - Угличское дело [СИ]

— Я к Грачику. — крикнул он.

Грачик выдохся. Еле ворочал бердышом. Он рычал по-звериному. Правая нога кровоточила и сгибалась. Каракут, что есть силы, рубанул шашкой по сухожилиям. Ногайская мохноногая лошадка с жалобным криком завалилась набок. Каракут наступил на голову всадника, приваленного бьющейся от боли лошадью. Оттолкнулся от мягкого уже мертвого еще теплого лошадиного бока и оказался на сундуках рядом с Грачиком. Вовремя чтобы парировать удар сверху и пронзить врага насквозь. Второй ногаец растекся в седле. Вместе с воздухом из наколотой груди толчками бежала кровь. Грачик обхватил руками короткое копье. Им лучше всего орудовать в степи в быстрых трусливых набегах. Грачик опустился на сундуки. Свернулся калачиком вокруг копья.

— Все? — обмелевшее лицо Грачика было тихим. Каракут склонился над ним. Копье воткнули в живот глубоко, безнадежно.

Каракут сказал.

— Все, братка. Все.

Грачик вздохнул с болью.

— Только это… Не зарывайте. Здесь бросьте. Чтоб солнышко видеть.

— Каракут! Каракут!

Рыбка звал на помощь. Каракут подхватил Грачика под колени и плечи. Он положил его рядом с железными коваными сундуками. На мягкую новорожденную степную траву. Прямо под наливающиеся силой округлые утренние лучи. Но последнее что увидели стекленеющие глаза Грачика, было разорванное в немом крике лицо убитого им человека…

— Как клещ, малахайка. — Рыбка пробил лоб ногайца острым наносником и теперь никак не мог отцепиться.

— Шлем сними. — посоветовал Каракут.

— Без дурных дорога слизка. — ворчал Рыбка. Он ворочался на убитом ногайце. Пытался одновременно снять шлем и вырвать наносник из черепа ногайца. Каракут обхватил Рыбку за шею, потащил назад. Рыбка ударил несколько раз Каракута по ноге.

— Придушишь. — сипел казак. Тогда Каракут уселся на землю и взялся за сияющий металлический шишак.

— Голову не оторви. — предупредил Рыбка.

— Ему то теперь чего?

— Да мою.

Когда через некоторое время со стороны переправы неспешно подъехал пожилой сотник со стрельцами., Каракут и Рыбка сидели рядом под телегой. Рыбка набивал табаком длинные пеньковые трубки, а Каракут осматривал кречета.

— Табачок? — пожилой сотник наклонился в седле.

— Долго ехали. — укорил стрельцов Рыбка.

— Зато вовремя. — усмехнулся сотник выжига.

Стрельцы рассыпались по степи. Обдирали мертвых ногайцев. Вели лошадей.

— Наших не трогайте. — Рыбка раскурил трубку и передал ее Каракуту.

— Наших не тронем. — ответил сотник. Стрельцы снимали сапоги и сабли с убитых казаков.

— В сундуках что? — спросил сотник.

— А ты глянь. — Каракут внимательно посмотрел на сотника.

— Лубянник! Глянь что у них там. — приказал сотник.

Здоровый стрелец, в два раза больше Рыбки, озаботился шлемом запорожца. Пыхтя пытался снять с наносника окровавленный кусок черепа.

— Оставь, говорю, Лубянник. — крикнул сотник. — Ты его разве что на хер оденешь. Лубянник бросил шлем.

— Дай место. — потребовал он у Каракута.

— Дорого встанет, стрелец.

— Чего с ним? Приколоть? — спросил Лубянник у сотника.

— Приколоть? Утро ведь… Чего уж… А приколи за Ради Христа.. — размыслил сотник.

Рыбка вынул изо рта трубку. Улыбнулся сотнику.

— Ты как дожил до таких лет, а? Совсем государство людьми оскудело… Всякого жопохлопа в сотники ставят.

Сотник подбоченился в седле, но не разгневался. Сказал буднично, словно квасу попросил.

— Коли их, ребята.

— Стой! — Лубянник рассматривал печать, покрывающую замок казенного сундука. — Тут ездец, Степан Тимофеев.

Сотник слез с коня и долго внимательно рассматривал печати на сундуках и клетке с кречетом. Вздыхал, глядел, пробовал на вкус восковых всадников пронзающих копьями змеев. Их налепили в Казани на воеводском дворе. Московская смиряющая лапа.

— А может… — в конце концов выдал сотник. — Они сами. Хитрованы набили.

— А ты попробуй. Сломай печать царскую.

Каракут достал из за пазухи свиток.

— Грамоту знаешь?

— Что я мотало какое. — оскорбился сотник.

— Тогда сюда гляди. — Каракут показал на печать в конце списка. — Казанского воеводы печать.

— Лубянник. Чти. — распорядился сотник.

Здоровый стрелец удивительно бойко зачитал.

— От воеводы Трубецкого. Казна Сибирская… Федор Каракут, Иван Рыбка, Грачик Федор… Через Казань, Жигули, Ярославль, Углич… Всем людям служилым царства Московского.

Лубянник свернул грамоту и отдал ее Каракуту. Сотник вздохнул.

— Это… Вы не серчайте. Мы ж не знали что вы государевы.

— А если бы не государевы были? — спросил Рыбка.

— А разве есть такие? — удивился деланно сотник. — Не знаю.

Всех казаков кроме Грачика похоронили. Себе оставили один вагенбург и телегу покрепче. Все остальное отдали стрельцам. Возниц решили взять в стрелецком городке. Сотник теперь старался изо всех своих сил.

— У меня тут от Жигулей до Царицына всего до сотни людей. А из приказов шлют и шлют коты баюны. Пчел разводи. Остроги строй. Щук считай. Корабельный лес готовь… Слыхал казак корабельный лес. — сотник предлагал Каракуту полюбоваться безлесым степным пространством. — В острог приедем я тебе хорошего коня дам. Персияне оставили. Такой конь. Для Бовы королевича конь… …

Ловили Андрюшку Молчанова Осип Волохов и Мишка Качалов. По среди ночи, по самой середке наисладчайших снов, сбежал поганый помяс. С тех пор и ловили. Если бы сразу нашли, забили бы кистенями. Не до смерти, конечно. Дьяк Битяговский он, если словом одним, змей змейский. Ослушаться нельзя. Чтобы было потом, чем слушать. Да и под утро с росой и рябиновым солнцем злость сама собой подостыла и теперь чего больше всего хотелось так это вернуться назад в теплую, как нахоженный чирик, Брусеную избу. Там парились в людской печи забеленные щи и фунтовые пироги из тяжелого теста с курятиной и желтой облитой яйцом коркой. Мишка Качалов как вспомнил, так ажник застонал от досады и бесповоротно решил, что эта его досада будет стоить помясу лишнюю дюжину затрещин. Собака подняла помяса на опушке Макаровского леса. Тот бежал через кусты в пропаленной ветхой шубе на голое тело. Он постоянно оглядывался. Тимоха собаку не спускал, держал у седла. Собака загрызет Молчанова. Битяговский загрызет Осипа. Не ласковый размен. Андрюха продрался сквозь кусты и тут же утонул в распаханом поле. Засосала его влажная глинистая почва. Молчанов попытался выдернуть ногу. Ему это удалось с превеликим трудом. Нога превратилась в огромный бесформенный кусок глины. Сил не было совсем, и Андрюха обреченно поставил ногу на место. Мишка и Тимоха за помясом не полезли. Сошли с коней. Орали с берега.

— Вылазь, Андрюх.