Марина Кравцова - Царский венец

Александра Фёдоровна не выходила гулять. Последние события подорвали её здоровье основательно, и болезнь не позволяла ей покинуть душный вагон, чтобы прогуляться вместе с мужем, а потому и очарование вечеров позднего лета не успокаивало её.

В открытое окно императрица с грустной улыбкой наблюдала, как Алексей возится со своим любимцем — чёрным спаниелем Джоем, как умный пёс с блестящей волнистой шерстью подпрыгивает к его вытянутой руке.

Неожиданно фигура в гимнастёрке загородила от неё сына. Солдат смущённо хмыкал, и государыня, тревожно нахмурившаяся было, увидела в его грубых руках свежий букетик нежных васильков. Солдат протягивал через окно цветы — они безмятежно смотрели на уставшую женщину, отражая частичку синеющего к осени неба.

— Вы это... Александра Фёдоровна... возьмите уж, — пробормотал парень.

Царица улыбнулась. Не скрывая приятного удивления, поднесла васильки к лицу. Солдат в ответ сам улыбнулся во весь рот и отошёл.

Вскоре пересекли Урал. Все почувствовали, что стало заметно холоднее, и государь отметил это в дневнике. Вокруг, насколько видел глаз, тянулись бескрайние степи. Младшие дети посерьёзнели, затихли, старшие великие княжны погрустнели — почувствовалось очень ясно: они в Сибири. Отныне они ссыльные, затерянные в её огромных просторах. Надолго ли?

Проехали Екатеринбург — без тени какого-либо предчувствия.

В Тюмени царственных узников ждал пароход под названием «Русь», на котором им предстояло двухдневное плавание до Тобольска. В день праздника Преображения Господня предзакатный янтарный свет высветил зубчатые очертания Тобольского кремля, кресты и маковки церквей — в то время в маленьком провинциальном городке их было более двадцати.

Тобольск — город из обычных деревянных домов в два этажа. Маленькая родина простых людей, которые ловили рыбу, торговали, мастерили, молились Богу. И эти простые люди, весело вкушавшие сегодня освящённую в храмах антоновку, толпами спешили на берег, узнав, что причаливает пароход, привёзший к ним самого царя.

Выгрузили багаж. Князь Василий Долгоруков отправился с полковником Кобылинским осмотреть отведённый для узников дом. По возвращении доложил:

— Ваше Величество, переезжать в отведённые помещения никак нельзя. В доме грязь и запустение, в комнатах необходимой мебели не имеется. Так что придётся несколько дней прожить на пароходе.

— Однако же трудновато приходится Временному правительству, — усмехнулся государь, — если даже помещения устроить не умеют.

В добродушном тоне слышалась лёгкая ирония.

И всё-таки он был рад. Неожиданная задержка на пароходе была последним сладким глотком свободы.

Катил могучие волны широкий Иртыш. По течению вверх медленно шёл теплоход «Русь» — капитан катал царственных узников по реке. Сходили на берег, гуляли, дышали волей, собирали цветы, поднимались на кручи и любовались открывающимися видами. Государыня сидела на палубе с дочерьми и Настей Гендриковой, подставляла лицо августовскому солнцу. Чудная погода, славные тёплые вечера.

Но дом — самый большой в провинциальном городе, отремонтированный и обставленный, — уже ждал их. Настала пора возвращаться в клетку — ею стал для государя, его семьи и приближённых бывший губернаторский дом, нынче по иронии судьбы носящий гордое название «Дом свободы».

Осмотрели оба этажа, садик, заброшенный и неприглядный. От последнего глотка свободной жизни — в маленькое пространство, ограниченное забором, возведённым по желанию ропщущих солдат.

Царская семья поселилась на втором этаже, прислуга — на первом. Полковник Кобылинский позаботился: приобрёл мебель, даже рояль, велел устроить ванны. И всё-таки для всех места не нашлось, и приближённые, кроме Пьера Жильяра, разместились в соседнем доме купца Корнилова. Воспитатель царевича остался вместе с семьёй и устроился на первом этаже.

Бархатистый август радовал обычными для конца лета ласковыми светлыми днями, но членам семьи трудно было наслаждаться теплом и светом — очень не хватало прогулок на природе и весёлых подвижных игр. Только с балкона, заливаемого солнцем, и можно было полюбоваться на вольную жизнь. Государь каждый день гулял в садике, чувствуя мучительную нехватку движения, качался на турнике. Александра Фёдоровна чаще сидела на балконе, почти не выходила.

— Мама, ты опять плохо спала сегодня? — Алексей прижимался щекой к материнской руке, сухой, истончённой. Большие глаза светились искренним сочувствием. Он знал, этот чуткий и наблюдательный мальчик, о материнском недомогании, хотя Александра Фёдоровна ничего не говорила ему.

— Совсем не спала, Алёша, — ей не хотелось лгать ему, чтобы успокоить: царский сын в нынешнем положении должен быть готов ко всему. И он, рано повзрослевший подросток, всё понимал. — Голова болела, да к тому же я всю ночь думала о тех, кто остался там — в Петербурге, в Москве. Думала о наших родных, наших друзьях, просто о хороших, честных людях. Сломан мир, в котором они жили, подумай, малыш, в какой растерянности, в каком отчаянии сейчас многие и многие. Мы пока устроились здесь тихо и мирно, наша жизнь спокойна — даже слишком спокойна! — а каково им всем? Каково России, сынок?

— Ах, это невозможно! — воскликнул царевич. — Но если бы мы вернулись...

— Что, мой дорогой?

Он не ответил. Глаза его погрустнели, и в то же время в них промелькнуло что-то жёсткое и волевое, выдавшее тайные мысли мальчика. Несомненно, он, как и все они, хотел бы вернуться к прежней жизни, но вернуться уже лицом, облечённым властью, чтобы навести порядок в сходящей с ума стране. Вряд ли такие мысли часто возникали в голове весёлого, шаловливого ребёнка, который, быть может, сам того не сознавая, держался за свою весёлость и шаловливость как за единственное спасение; но осознание себя будущим державным монархом было заложено в нём глубоко внутри с самого рождения — и это было наследством. Наследством, которое сейчас может оказаться страшным.

Александра Фёдоровна провела рукой по густым, всё ещё слегка вьющимся волосам сына.

— Молись, Алексей! Государю, мне и вам, нашим детям, не остаётся ничего иного. Мы больше ничем не можем помочь нашей Родине. Только молитвой.

Кобылинский понимал это и, как всегда, постарался помочь. Накануне праздника Рождества Пресвятой Богородицы семья услышала весть, которая стала воистину праздничным подарком: завтра они наконец-то пойдут в храм!