Григорий Максимов - Когти чёрных орлов

В этом ближнем бою противника было видно уже в лицо. С криком и бранью носились по палубам своих кораблей турецкие матросы, хватаясь за обрывки канатов и пытаясь хоть как то наладить расстроенный такелаж. Паля из ружей, с налитыми злостью глазами, стояли у бортов янычары, когда то вселявшие дикий ужас в сердца своих врагов, но ныне окончательно утратившие свою зловещую репутацию.

Каждый янычар был облачён в роскошный синий кафтан из синего фессалийского сукна, а на голове имел высокую шапку из белого войлока со спускающимся на затылок длинным загнутым лоскутом, который, будучи наполненным деревянными стружками, мог выдержать удар саблей. Согласно преданию этот лоскут был подражанием рукаву плаща, который дервиш, благословлявший войска, клал на голову ближайшего воина. Уже отличившиеся в боях имели на своих шапках огромные султаны из перьев или же одно большое и длинное перо. В качестве подкрепления янычарам помогали тюфекчи, набранные из бедных безземельных крестьян, вооружённые ружьями и облачённые полностью в одежды красных оттенков.

В ответ на их стрельбу с бортов своих кораблей ружейный огонь открыли русские морские пехотинцы.

Понимая, что начинает проигрывать, капудан-паша Хуссейн стал маневрировать, пытаясь отвлечь огонь русских от ранее повреждённых кораблей и восстановить боевой строй. Кое-как ему это удалось, и бой разгорелся с новой силой.

Но снова взять инициативу в свои руки турецкий командующий уже не смог.

В эти минуты противостоящие друг другу корабли сблизились настолько, что в любой момент мог завязаться абордажный бой. При стрельбе в упор, вылетающие из пушек, ядра стали пробивать корабельные борта в два фута толщиной, оставляя в корпусах кораблей зияющие пробоины. Один турецкий вспомогательный кирлангич был окончательно разбит и пущен ко дну. На русском флагмане «Рождество Христово» оказалась подбита грот-мачта, в любой момент угрожая свалиться как срубленное дерево. На турецком флагмане, после удачных попаданий русских зажигательных брандскугелей, два раза вспыхивал сильный пожар, угрожая спалить весь корабль. Наибольшее количество раненых и убитых, в русских экипажах, пришлось на эти ужасные минуты.

Всё происходящее напоминало некое безумие. Адскую агонию огня и крови.

И в этой отчаянной, неистовой борьбе инициатива окончательно перешла на сторону русского контр-адмирала. Умело маневрируя, Ушаков сумел вывести свою эскадру на тактически выгодное наветренное положение. Теперь уже капудан-паше приходилось выстраивать свою батальную линию под ветром.

Русский командующий понял, что настал момент для нанесения решительного и окончательного удара.

В этот момент и произошло событие ознаменовавшее собой полную победу русской флотилии.

Наблюдая со своего капитанского мостика за вражеским флагманом, капитан Поскочин заметил, как шальное ядро сбило адмиральский стяг с его кормы. Решив захватить этот символический трофей, он скомандовал спустить шлюпку. Оставив прочие дела, дюжина матросов бросилась к рострам и с помощью подъёмных крюков стала спускать шлюпку на воду. Восемь матросов взялись за вёсла, на корму уселся лейтенант Морозов, а на носу- его первый помощник Модест. Со всех сил налегая на вёсла, они поплыли к месту, где, вздымаясь на волнах, плавал сбитый турецкий флаг.

Вдруг, с правой стороны, показалась ещё одна шлюпка, спущенная с «Марии Магдалины». По всей видимости бригадир Голенкин также заметил упавший турецкий стяг и захотел забрать его в качестве трофея себе. Но Поскочин, убеждённый в том, что сбившее этот стяг ядро было выпущено со «Святого Георгия Победоносца», считал, что этот трофей по праву принадлежит ему. Завязалось настоящее соревнование между двумя экипажами. На минуту позабыв о сражении, матросы и солдаты двух кораблей стали отчаянно болеть за то, чья шлюпка первой возьмёт приз.

И всё же, первой, как и должно было быть, к месту добралась команда «Святого Георгия Победоносца». Вероятнее всего Голенкин, спуская свою шлюпку, просто не видел, что Поскочин сделал это уже до него.

Первым, словив рукой сломанное древко, трофейный стяг поднял Модест. Выпрямившись в полный рост, под ликующие крики своего экипажа, он несколько раз взмахнул призом, после чего передал его Морозову. Вслед уплывающей шлюпке раздались десятки ружейных залпов. Никто и не заметил, как юный гардемарин уселся на своё место, держась руками за грудь, из которой горячим потоком хлынула кровь.

Лишь когда экипаж шлюпки стал подниматься на борт, матросы обратили внимание на погибшего гардемарина. Вместо того, чтобы радоваться захваченному трофею, все сняли свои шапки и треуголки.

Тем временем минул пятый час беспрерывного боя. Капудан-паша Хуссейн, окончательно убедившись в том, что уже вряд ли сможет на что-то рассчитывать, решил выйти из схватки, пока это можно было сделать, обойдясь сравнительно небольшими потерями. Следуя за своим флагманом, из боя стали выходить и другие корабли турецкой флотилии. Поворачивая на обратный курс, они контр-галсами стали расходиться с русской боевой линией. При этом некоторые из них настолько с ней сблизились, что бьющие в упор русские пушки, казалось, вот-вот окончательно их разобьют и пустят ко дну. На одном турецком линкоре, как топором, была срублена бизань-мачта, на вице-флагмане сорвались сбитые фор-марсель и крюйсель. Изрядно побитая и едва окончательно не уничтоженная турецкая флотилия обратилась в полное бегство.

В неистовом пятичасовом сражении русские линейные корабли выпустили свыше двадцати тысяч снарядов- по семьдесят на каждую пушку одного борта.

Ушаков, в свою очередь, не собирался отпускать противника просто так.

Выйдя на ветер на своём флагманском корабле, он взял на правый галс и устремился за ним в погоню. При этом авангарду, понёсшему наибольшие потери, приказал повернуть оверштаг, а остальной флотилии велел вступить в кильватер своему флагману.

Разбитая турецкая флотилия, едва сохраняя строй, направилась к турецкому берегу. Ушаков на своём флагмане «Рождество Христово» последовал за ней, надеясь ещё подсыпать жару противнику. Но наступил вечер, стало темнеть. В сгущающихся сумерках удирающие турецкие корабли стали пропадать из виду. К десяти часам вечера, наступившая темнота позволила туркам окончательно скрыться.

Но Ушаков решил продолжить погоню и ночью. Приказав зажечь огни, он направился дальше, придерживаясь вероятного курса отступления противника. Русский контр-адмирал был уверен, что враг слишком легко отделался.

Тем не менее, наступившим утром, он так и не смог обнаружить бежавшего противника. Посланные по его вероятному следу крейсеры также вернулись ни с чем. Идти дальше и пытаться настичь турок у их берегов было слишком рисковано. Тем более, что и русским линкорам победа не досталась даром. На всех кораблях был до крайности повреждён рангоут и такелаж, в бортах зияли пробоины, паруса либо сгорели, либо превратились в дырявый утиль. На трёх линкорах были подбиты грот-мачты, грозя в любой момент рухнуть, на одном была снесена фок-мачта.