Маргита Фигули - Вавилон [litres]

– Потому, что я не велел пронзить тебя копьем?

– Потому, что я так хочу.

– Ты все еще непреклонна, но царь, может быть, полюбит тебя.

Он уже был не в состоянии повернуть голову, не мог даже поднять веки. Он пошарил рукой, и как испуганный ребенок тянется к матери, так и он попросил ее присесть рядом, крепко ухватил ее за руку и уснул.

Пожалуй, впервые с тех пор, как он стал царем, Валтасар спал спокойно. Набусардар собирался с утра утвердить с Валтасаром расходы на оборону, но царь проснулся только к полудню.

Наступил день, но никто не отваживался прервать сон государя. Слуги ходили мимо его спальни на цыпочках, а часовые менялись у его дверей совершенно бесшумно.

Дария долго сидела, не смыкая глаз, у постели Валтасара и все думала о северной стране с темными горами и бегущими облаками. В спальне горели светильники, а за стенами дворца вовсю сияло солнце, когда усталость сморила Дарию и голова ее склонилась на грудь.

Она уснула.

В стране между Тигром и Евфратом полдень.

Обычный полдень, когда солнце изнуряет людей до полусмерти, когда каждый уголок земли пышет жаром и нет, кажется, места, где бы можно было хоть на минуту укрыться и передохнуть от зноя.

Корням уже не под силу держать стебли. Ветви деревьев устало поникли, а листья едва шевелятся под редкими ленивыми порывами ветра. Люди и животные словно раскалились от зноя. Пропитанную потом, липкую одежду беспощадно пронизывают острые, как иглы, солнечные лучи.

Вавилонские улицы вымерли. На них не встретишь в этот час ни знатного, ни простолюдина. Только рабы с потрескавшейся от ожогов кожей бредут, сгибаясь под тяжестью своей ноши.

На Базарной площади выставлен к позорному столбу человек, ему отрезали ухо за то, что он нарушил строжайший запрет и дерзнул утолить жажду из священного водоема Иштар.

Недалеко от него в тени колонн сидят несколько бродяг и развлекаются тем, что дразнят несчастного пустой кружкой. Привязанный к столбу человек обливается потом и то и дело впадает в беспамятство, потому что солнце немилосердно печет ему голову. Только рабы сочувствуют ему, но спешат поскорей миновать это место, боясь, как бы и их не постигла та же участь.

Через площадь проходил жрец из храма бога Эа, и громкие стоны привлекли его внимание. Жрец приблизился к осужденному.

– Чем ты провинился? – спросил он.

Тот не в силах был ответить и только беззвучно открывал рот, с трудом ворочая пересохшим языком.

– Ты хочешь пить? – спросил жрец.

Человек кивнул.

– Я не смею нарушить закон и дать тебе воды, но вот эта трава умерит твою жажду.

С этими словами жрец вложил в его пышущий жаром рот горсточку зеленых травинок.

– Да продлят боги твои дни, – с трудом прошептал человек.

– Да подарят они и тебе много лет, ты еще будешь нужен стране.

– В эту минуту я ее ненавижу, – угрюмо возразил человек.

– Ты ненавидишь ее нынешних правителей, но у Вавилонии еще будет свой вождь, и тебе захочется верно служить ему. Когда тебя отпустят, вступай в армию непобедимого Набусардара.

– У Набусардара нет армии, Набусардар…

– У Набусардара будет армия, самая сильная армия в мире.

– Самая сильная армия в мире… – недоверчиво прошептал человек, потому что помнил, как была распущена армия Набонида, в которой он служил солдатом.

С той поры он скитался по стране в поисках куска хлеба, как шакал, испытывая страдания, выпавшие на долю таких же, как он, горемык. Бывшие солдаты армии Набонида наводнили державу, из них составилась каста бродяг, воров, преступников и убийц. Шайки грабителей отправлялись в Египет и там обкрадывали пирамиды, обители вечного покоя фараонов. Всех манило золото, и некоторые искатели приключений добирались до самой Эфиопии, о которой рассказывали, что там каторжники ходят в наручниках из золота. В погоне за счастьем они кочевали вдоль берегов Африки; любителей легкой наживы в особенности волновал Карфаген. Самую удачливую жизнь сулило море, и шайки морских пиратов нападали на корабли, направлявшиеся во все концы земли с живым товаром и ценными грузами на борту. Многие стали наемниками в армиях Греции, Рима, заботившихся об укреплении своей военной мощи. И хотя немало бывших солдат разбрелось по свету, Халдейская держава оставалась страной мыкающих горе скитальцев, которые тщетно искали работу у ремесленников и в царских мастерских, в копях, на пристанях и в имениях. Отчаявшиеся и голодные, они бороздили по стране из конца в конец, все же не уставая надеяться, что и им однажды улыбнется удача.

Одним из них был и человек, выставленный к позорному столбу на Базарной площади.

Слова жреца о новой армии непобедимого Набусардара доносились до него как во сне. Он слушал и не верил, что после всех мытарств сможет снова взяться за меч и стать доблестным воином.

Ему хотелось поподробней расспросить жреца, но не было сил, да и жрец не мог задерживаться. Он отошел, а человек долго еще следил за ним потускневшим взглядом, забыв про нестерпимый зной. Он жевал травинки, и ему казалось, что они и вправду умеряют жажду. Потом он увидел, что жрец задержался возле бродяг и сказал им то же самое:

– Державе грозит опасность. Вступайте в армию Набусардара.

Когда же те в ответ разразились издевательским хохотом, жрец невозмутимо удалился, словно ничего не произошло.

Затем остановился около рабов, сгибавшихся под тяжестью поклажи, и всем говорил одно и то же, но человек с отрезанным ухом уже не слышал этого.

Один из рабов сбросил груз и ответил:

– Я тотчас пойду за тобой, служитель божественного Эа. Я с малых лет носил меч и готов носить его до самой смерти.

– Ступай к Набусардару.

Раб оставил груз прямо на улице и повернул в сторону дома командования армии.

Служитель храма Эа обошел всю Базарную площадь, везде повторяя то, что ему велел говорить Улу, жрец Мардука.

В ночь заседания Улу по распоряжению верховного жреца Исме-Адада обходил святилища Вавилона. Он в точности исполнил приказ там, где жрецы были душой и телом преданы Эсагиле. В храмах же, служители которых давно таили на нее обиду, он вел дело иначе.

Самых заклятых противников Исме-Адада Улу нашел в храме бога Эа. Свое недовольство Эсагилой они выразили тем, что на другой же день отправились вербовать солдат в армию Набусардара. Они начали свое паломничество по улицам Вавилона в полдень, в самую жаркую пору дня, когда было меньше опасности встретить кого-либо, кроме жителей из низших слоев. Свою миссию они исполняли успешно, и к вечеру двор дома командования заполнился бывшими солдатами.

Добровольцев тут же зачисляли в армию. Было определено, сколько солдат предстоит выставить каждому вельможе. Особые опасения внушало войско Эсагилы, не входившее в состав царской армии.