Стивен Прессфилд - Солдаты Александра. Дорога сражений

— Солдатом будет, а? — спрашивает Флаг.

Мы ржем. Ясное дело, что бы я сейчас ни сказал, кем же ему еще быть?

В то же утро, но несколько раньше, у меня состоялась еще одна встреча.

Я встал с рассветом и пошел по сумеркам проверять, как формируется вьючный обоз. Гляжу, вдоль колонны галопом скачет Филипп. Он тоже отправляется в Индию, но со штабными частями. Весь такой деловой, озабоченный, однако снисходит до младшего брата. Останавливается, спешивается, осматривает мое снаряжение.

— Ты разбиваешь мне сердце, Матфей, — заводит он свою всегдашнюю песню. И как всегда, чуть ли не со слезами. — Вот вижу тебя здесь и думаю: сбылись мои худшие опасения.

Но тут, хвала богам, спереди доносится шум: голова колонны приходит в движение. Когда македонская армия выступает куда-нибудь в полном составе, походный порядок традиционно определяется заслугами и боевой значимостью корпусов. Место войск Койна, к каким причислен и мой отряд, прямо за гвардией Александра.

Филипп снова садится в седло и уже с высоты протягивает мне руку. Я пожимаю ее.

— Ну, не лезь, куда не надо, — говорит он мне.

— А ты, смотри, не носись сломя голову.

Брат натягивает поводья, пришпоривает коня и сломя голову несется дальше.

На равнине, которую занимал лагерь, виднеются остовы сворачиваемых шестнадцатиместных шатров. Жить в них удобно, но на марше не до удобств. Эти палатки, как и лагерные кухни, с основными силами не отправятся, а потащатся позади, в обозе с тяжелой кладью. В походе солдатам придется спать в бичи из козьих шкур, а пробавляться захваченным с собой провиантом, скоропальными хлебцами и всем, что попадется в дороге. Пойдем мы тем же самым путем, по которому три весны назад спускались с перевала Кавак.

Правда, на сей раз колонна двинется нижними, не столь трудными тропами. Мы надеемся к концу лета выбраться из Кабульской долины и по осени сойти в Пенджаб.

«Сын мой, неужто я потеряла тебя навеки? — пишет моя матушка. — Неужели мне никогда уже не обнять тебя?»

Чем могу я утешить дорогую моему сердцу тоскующую старушку? Как объяснить ей, почему мои ноги уносят меня все дальше от дома? Кем стал бы я по возвращении? Еще одним угрюмым молодым стариком, изломанным войной ветераном, не нужным ни своей семье, ни своей стране, ни себе самому.

Когда-то я мечтал стать солдатом. Теперь я солдат. Правда, несколько не такой, каким хотел быть, но что вышло, то вышло.

Ну вот, пора и нам пошевеливаться. Мы вливаемся в движущуюся колонну. Первый дневной переход никогда не делают длинным, чтобы иметь возможность устранить выявленные недочеты или послать за чем-то забытым.

Шагая мимо вспомогательных подразделений, я примечаю знакомую белую бороденку.

Аш гонит маленький караванчик из двух дюжин мулов. Сейчас их поклажа с обеих сторон вьючных седел приспущена наземь на длинных ремнях. Замечательная уловка. И животные отдыхают, и приторачивать груз заново нет нужды. Подтянул ремни, и в дорогу. Аш научил меня этой хитрости, а заодно и тому, как добиться, чтобы вьюки не натирали животному спину и шерсть под ними не сбивалась потом в колтуны.

— Говорил же я тебе, маки, что эта дорога заведет тебя далеко.

И правда ведь говорил.

Я останавливаюсь, чтобы пожать старому разбойнику руку.

— Мне жаль, Матфей, что так вышло с твоей той девчонкой.

Я отвечаю его же присловьем:

— Увидимся в Индии, — говорю я ему, прежде чем присоединиться к своим.

— Если я раньше с голодухи не околею.

Вдали во всей красе распростерся Афганистан. Массив Гиндукуша, до которого добрая сотня миль, кажется таким близким — протяни руку, и вот он. Но прежде чем мы туда дотащимся, по бронзе и железу наших доспехов будут молотить градины размером с ядра «ручных катапульт», ярящиеся потоки унесут многих наших товарищей, коней и мулов, а палящее солнце обожжет и пропечет нас до крепости тех кирпичей, из каких сложены все лачуги тысяч и тысяч афганских селений. И радость, с которой мы покидаем эту страну, сопоставима лишь с той, что испытывает она, глядя, как мы уходим.

Грешным делом я как-то посмеялся над Богом Аша, а ведь Он нас обставил. Безмолвный, безжалостный, глухой к мольбам, этот Бог не поступился ничем. Однако предпочел поддержать тех, кто, считая себя Его чадами, буквально выжимает по каплям жизнь из бесплодной и каменистой земли.

Я научился страшиться Его, грозного Бога афганцев. И именно это сделало меня настоящим бойцом.

Таким, как они.

Особую благодарность автор выражает Ричарду Сильверману и Джоди Хочкинс за вдумчивое изучение текста и ряд дельных советов, капитану Дэвиду Дж. Данело за бесценную перспективу, которую он открыл передо мной как писатель, боевой командир морской пехоты и ветеран Иракской кампании, а также докторам Чарльзу Саласу и Томасу Кроу из Исследовательского института Гетти в Лос-Анджелесе за оказанную мне честь быть причисленным к ученому сообществу института.