Георгий Гулиа - Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт

Когда Фроди оглянулся, поворотясь спиною к воде, то увидел чудный комок — нежный, подавленный, но живой. И глаза увидел девичьи, полные слез, и услышал тоненький плач, напоминающий писк лесной пичуги. На большее, как видно, у Гудрид не хватало сил.

— Поставьте ее на ноги. Пусть покажется нам, какова она на самом деле. Может, и свататься не стоило.

Так сказал Фроди, и его приказание мигом было исполнено. Гудрид стояла нагая посреди залитой солнцем лужайки, и пять пар мужских глаз — похотливых до крайности — глядели на нее неотрывно.

— Шире круг! — приказал Фроди. — На такую кралю любуются с некоторого отдаления.

— Груди что надо, — сказал кто-то.

Фроди посмотрел на косоглазого, произнесшего эти слова. Тот был не только косоглаз, но и слегка горбат, что объяснялось ранением, полученным в поединке. Коричневато-красный рубец пересекал его левую щеку от подбородка до уха, во лбу зияла дырка, точнее, углубление, которое могло бы вместить голубиное яйцо.

— А что ты понимаешь в грудях, — ухмыльнулся Фроди. — Ведь ты, пожалуй, ничего и не видел, кроме кобылиц. Скажешь — нет?

Косоглазый хихикнул. Потер руку об руку, будто мыл их под струей воды. Сказал:

— Фроди, пусть я буду первым. Ты получишь золота, сколько пожелаешь.

Фроди расхохотался. Остальные — тоже.

— Золота? — спросил Эгиль. — Откуда у тебя золото? Может, ты и серебром богат?

— Богат и серебром, — произнес косоглазый.

— Постой, — обратился к нему Фроди, — ты, вечно жующий чужой хлеб, вечно подстерегающий зазевавшихся путников в лесу, чтобы ограбить их, ты — богатый человек?

— Представь себе, Фроди!

— Доказательство? — воскликнул Фроди и протянул руку.

Его дружок возмутился:

— Кто же носит с собою золото и серебро? Я еще в своем уме. Они лежат в надежном месте. Я очень богат, Фроди, и за эту кралю ничего не пожалею.

— Да погоди ты со своими похвалами! — сказал Фроди. — Эта Гудрид, чего доброго, еще возомнит о себе. Дайте посмотреть на нее с другой стороны. Та сторона сказать по правде, мне милее этой.

Под хохот своих подручных Фроди обошел вокруг несчастной полуживой Гудрид и сказал, что доволен и той, и этой стороной, что за такую, действительно, ни золота, ни серебра не жаль.

— Пожалуй, — согласился с братом Эгиль.

— Тебя не спросили! — рассердился Фроди. — Тоже ценитель отыскался! Ты соверши свое, когда позовут. Небось проголодался!

— Очень, — признался Эгиль.

— Для слишком голодного пирог вреден, — объяснил Фроди, размышляя над чем-то. — Пирог для сытых, а для голодных — черствый хлеб. Разве я не прав?

Он не получил ответа на свой вопрос. Да, собственно, ответ его не интересовал.

— Я полагаю, — откашлявшись, сказал Фроди, — что такая голубка любого жеребца выдержит. И не одного к тому же. Вся эта нежность — одна только видимость. Вот вопрос: не понесла ли она от этого Кари?

Гудрид рухнула наземь и разрыдалась таким рыданием, что каменное сердце и то содрогнулось бы.

— Слышите? — скривил рот Эгиль.

— Пусть поплачет, — хихикнул самый низенький из головорезов. — Зато ее ждет большая радость.

— Какая? — спросил Фроди коротышку, — Ты что, ублюдок, много видел таких красоток? Скажи спасибо, что лицезришь ее. Это тебе не вдова-потаскушка, а дочь бонда, уважаемого к тому же. И невеста Кари… Понял?

Фроди опустился на корточки перед девушкой и погрузил свои пальцы в ее шелковистые волосы.

— Все это шутка, — сказал он хрипло (эта хрипота возвращалась к нему каждый раз, когда он волновался). — Гудрид, встань и оденься. Слышишь?

Нет, она ничего не слышала. Тело ее вздрагивало, и Фроди решил, что она жива-целехонька, что все эти рыдания — обычное женское притворство. Или же от страха. Что тоже возможно.

— Одевайся и уплывай отсюда!

Гудрид застыла.

«Ага, попалась», — подумал Фроди и сказал вслух:

— Уплывай. Это говорю тебе я, Фроди.

Она обратила к нему заплаканное, бледное, вдруг постаревшее лицо. В ее глазах были мольба, надежда, недоверие… Все вместе…

— Да, уплывай, — продолжал Фроди. — Эти негодяи тебя не тронут.

Она не верила своим ушам.

— Только с одним условием…

«Каким?» — спросил ее тусклый взгляд.

— Ты будешь моей. Сейчас же. Безотлагательно. И я женюсь на тебе. И ты будешь жить как жена богатого бонда. Да что там бонда! Как жена конунга. Не какого-нибудь конунга-замухрышки, а который с достатком…

«Нет!» — решительно сказали ее глаза.

— Скоро сюда явится Кари… — пролепетала она.

— Дура! — прикрикнул Фроди. — Он давно уже здесь. Теперь пеняй на себя! Эй, ребята! К делу! Первым буду я. Затем Эгиль, а дальше — как кому повезет. Добыча прекрасная! Клянусь О́дином!

— Ну, что она там? — недовольно спросил брата Фроди.

— Льет слезы.

Фроди стоял по пояс в воде.

— Была без изъяна, — заметил он. — Можно подумать, что я участвовал в кровавой сече.

Эгиль махнул рукой.

— Пусть благодарит богов — не каждая удостаивается сразу пятерых.

Четверо мужчин поплескались в воде и оделись. Только тогда к ним присоединился коротышка. Он подошел, чертыхаясь, и сказал:

— Мне кажется, что мне досталась мертвая.

— От этого еще ни одна девушка не умирала, — сказал Эгиль.

— Это верно! — Фроди вылез из воды. — Однако меня замучила. Мне казалось, что я взламываю дубовую дверь, запертую на щеколду.

Коротышка сказал:

— Надо все-таки посмотреть — жива ли.

— Ты смотри. Ведь ты был с нею последним.

— Я был предпоследним, и тогда она была жива, — сказал рыжий дылда. — Она даже укусила меня за руку.

— Видишь, — обратился Эгиль к коротышке. — Если она мертва, то в этом, значит, повинен ты.

— Да погодите вы! — проворчал Фроди. Он пошел на лужайку и вскоре вернулся. — Она живее нас с вами. Я на нее накинул платье. Как-никак невеста!

— Чья?

— А того, который привязан к дереву.

— Он все видел.

— Это хорошо. Жених должен увериться, что невеста его целомудренна… Была!

Мужчины загоготали.

— Ладно, — сказал Фроди. — Пора домой. Мне кажется, что урок пойдет на пользу этому Кари.

— А если призовет на тинг? — спросил Эгиль.

— На тинг? Пожалуйста! — отозвался Фроди. — Тинг есть тинг.

— И мы явимся?

— Почему бы нет?

— А что делать с ним сейчас?

— С Кари, что ли?

— Меня это мало беспокоит, — сказал Фроди. — Развяжите ему руки, а кляп сам изо рта достанет. А дальше пусть поступает с невестой как ему заблагорассудится.

На том и порешили.

Коротышка разрезал мечом веревку. И вскоре все пятеро исчезли в лесу.

Кари достал изо рта вонючую тряпку и повис на веревке, охватывающей поясницу. Он все больше клонился к земле, а Гудрид лежала без чувств на мягкой и теплой траве.

Потом Кари пришел в себя. Первая мысль, первое желание: убить себя, всадить в сердце меч. Зачем ему жить теперь?