Гэри Дженнингс - Наследник

— Когда Матео водил знакомство с Сервантесом, он, конечно, был ещё совсем юн, Сервантес, напротив, уже стар. Тебе известна история жизни автора «Дон Кихота»?

И Ана, знавшая всю подноготную каждого сколь бы то ни было заметного человека из литературного или театрального мира Испании, просветила меня на сей счёт.

От рождения Сервантесу была уготована весьма скромная участь, ибо он являлся четвёртым из семи детей цирюльника, который был также и лекарем: вправлял кости, пускал кровь и оказывал иные незамысловатые медицинские услуги простым людям. Юный Мигель не имел возможности учиться в университете, но прилежно усваивал всё, чему могли научить местные грамотеи-священники.

Услышав, что Сервантес одно время был военным, я удивился тому, что Матео не проникся к нему уважением. Оба они служили в Италии, оба воевали с турками. Сервантес служил в пехотном полку, расквартированном в принадлежавшем испанской короне Неаполе, и находился на борту одного из кораблей флота Хуана Австрийского во время знаменитой морской битвы, состоявшейся при Лепанто, близ Коринфа.

Несмотря на жестокую лихорадку, Сервантес отказался отлёживаться в трюме, поднялся на палубу и получил в бою три мушкетные раны — две в грудь, а одну в левую руку, которая так и осталась искалеченной до конца его дней. Но даже после этого Сервантес воевал в Тунисе и Ла-Голете, был представлен к капитанскому чину, но когда возвращался в Испанию, корабль, на котором он плыл, был захвачен берберскими корсарами. Мигель и его брат Родриго попали в плен, были доставлены в Алжир, мусульманский центр торговли невольниками-христианами, и проданы в рабство. К несчастью для Сервантеса, имевшиеся при нём хвалебные рекомендательные письма сделали его в глазах новых хозяев важной персоной, за которую можно содрать большой выкуп. Правда, с другой стороны, с ним и обращались лучше, чем с простыми невольниками.

Другому, менее ценному, с точки зрения рабовладельцев, пленнику любая из четырёх предпринятых Мигелем попыток побега могла бы стоить жизни.

Но пять лет, проведённых в плену у алжирского бея, четыре героические попытки побега, мужество, проявленное в сражениях, и полученные раны — всё это не принесло Сервантесу никаких жизненных благ. По возвращении домой он узнал, что его командир, принц Хуан Австрийский, сначала впал в немилость короля, а потом умер, и теперь подписанное им представление на повышение в чине ничего не стоило.

На родине Сервантес вёл абсолютно непримечательную жизнь. Правда, в результате связи с замужней женщиной у него родилась внебрачная дочь, которую он растил сам. Со временем он женился на дочери мелкого землевладельца, двадцатью годами моложе его, за которой получил в приданое крохотный домик в Ла-Манче. Именно там он создал своё первое опубликованное художественное произведение, пасторальный роман «Галатея». Главный же шедевр мастера, роман «Еl ingenioso hidalgo Don Quijote de La Mancha» («Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»), увидел свет лишь двадцать лет спустя. Все эти двадцать лет Сервантес писал стихи и пьесы, служа одновременно сборщиком налогов, и даже побывал в тюрьме по обвинению в нарушении каких-то бюрократических правил.

Ана же пригласила меня посмотреть одну из пьес Сервантеса, патриотическую трагедию «Нумансия».

Нумансией назывался испанский город, выдержавший долгую осаду римлян. Десять долгих кровавых лет три тысячи испанцев с отчаянной храбростью отстаивали родной город, отбивая непрекращающиеся атаки стотысячной римской армии. Действие пьесы относится к завершающему периоду осады, когда в городе властвовали голод и смерть. Дети вместо молока сосут из груди своих матерей кровь. Двое нумансийских мальчишек пробираются в римский лагерь, чтобы раздобыть хлеба. Один гибнет, но другой, смертельно раненный, возвращается обратно с окровавленным караваем.

— Ты только вдумайся в образ, — с нажимом промолвила Ана. — Дети, сосущие кровь, и окровавленный хлеб.

На представление она оделась как женщина из общества и явилась, разумеется, в маске. Мы сидели в ложе. Во время спектакля даже мушкетёры вели себя тихо.

— Эта история повествует о великом мужестве и патриотизме испанского народа, — заявила Ана.

Она рассказала, что впервые увидела эту пьесу, будучи ещё девочкой, испытала тогда потрясение, и до сих пор каждая постановка производит на неё сильное впечатление.

Особенно впечатляющей была завершающая сцена. Когда она разыгрывалась, я даже дышать боялся, чтобы на меня не обрушился гнев других зрителей.

Примечательно, что в этой состоявшей из четырёх актов пьесе не было главного героя. Героями были все — люди, город, сама Испания. Действующими лицами являлись и испанские женщины, и римские солдаты, и даже река Дуэро.

Меня поразило мастерство, с которым Сервантес, показывая тёмные языческие предрассудки, одновременно рисует их носителей героями, отважно защищающими свою свободу от римских поработителей. В одной сцене из разверзшейся земли вдруг является демон, исчезающий затем с жертвенным агнцем. Чародей Марквинио, с чёрным копьём в одной руке и книгой заклинаний в другой, призывает умершего юношу из царства мёртвых, и призрак вещает людям об их долге и их судьбе. Они должны сами разрушить свой город, чтобы оставить римлян и без победы, и без добычи. Захватчикам не должно достаться ни золота, ни драгоценностей, ни испанских женщин.

В перерыве Ана указала мне на одного из зрителей, необычной внешности коротышку.

— Это Хуан Руис де Аларкон, тоже, как и ты, из колоний. Прибыл сюда, чтобы изучать право и теологию, а закончил сочинением пьес. Одно из его произведений, «Подозрительная правда», будет поставлено на следующей неделе.

Руис был кривоногим горбуном с огненно-рыжей бородой, пылающим взором религиозного фанатика, телом карлика и алчным изгибом губ голодного волка. О чём я и сказал Ане.

— Да, он алчен, ибо жаждет известности и даже славы. Что же до телесной немощи, то она благополучно избавляет его от необходимости сражаться как на войне, так и в поединках и позволяет полностью сосредоточить силы и энергию на своём пере и своём garrancha.

— На чём?

— Он считает себя великим соблазнителем.

— Бедняга.

— Это как сказать. Женщины, имевшие с Руисом дело, говорили, что garrancha у него, как у быка.

После представления мы с Аной расслаблялись в её римской бане: я массировал ей ноги, в то время как она курила гашиш. В самом начале нашего знакомства Ана пыталась приучить к мавританскому дыму грёз и меня, однако у меня это снадобье вызвало лишь головную боль. Возможно, причиной тому была моя ацтекская кровь, не принимавшая заморский дурман.