Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

– Да и отсюда недалеко, будешь в гости захаживать, – листал Савва странички блокнота. – Вот! Козье болото!

***

В понедельник Лиза возвращалась с Кузьмой из Лугового и не узнавала родимый город. Многие улицы уже были украшены, выросли над ними арки, увитые цветами, по всему пути следования кипела бурная работа по убранству домов, балконов, фонарных столбов, временных павильонов и трибун. Нижний Новгород готовился к прибытию важных и очень дорогих гостей. Лиза вспомнила, что папа говорил ей про визит императора на Выставку в середине лета, и вот это время пришло. Папа! Ну, где же ты? Ты так ждал, так хотел быть в гуще событий! А как же она сама?

Лизе, как любому человеку, особенно молодому, хотелось побывать на празднике. Может быть, хоть краешком глаза увидеть царскую чету, помахать им, почувствовать себя частью этой гостеприимной массы людей, частью своего народа, своего города. Когда еще посетят его такие высокие гости! Сейчас каждый житель желал быть причастным к такому редкому, такому важному и яркому событию. Готовились подарки, сочинялись речи, репетировались приветствия. Все жило ожиданием.

Был бы папа в городе, конечно, он нашел бы способ провести Лизу поближе к главным мероприятиям. Он не последний человек и в городе, и на Выставке. Но куда Лиза может попасть сама? Если только постоять в толпе, когда царский кортеж будет проезжать по улицам? Ну, хоть так. Лишь бы няня отпустила, не заартачилась!

Дома Егоровна пропустила ее восторженные речи о готовящейся встрече императора как-то мимо ушей, отмахнулась. Все расспрашивала про встречу матери и сына, по сто раз заставляла повторять подробности – кто как посмотрел, кто что сказал, плакала ли Наталья, а Лиза, а Митя? Кормила Лизу так, будто та не два дня провела у друзей в гостях, а вернулась из многолетнего пребывания в остроге. Лиза отодвигала тарелку и умоляла: «Няня, ну, я не могу больше!», а та все подкладывала и подкладывала.

– Няня, а Лида была сегодня? – вспомнила Лиза, что у подруги сегодня урок.

– Да мелькала во дворе утром, ушла уж давно. К нам, сюда, не заходила, – и тут Егоровна хлопнула себя по лбу, что-то вспомнив.

Самовар остывал на столе, а осы устало кружились над вазочкой с вареньем. Няня вышла к себе и принесла Лизе в столовую конверт. У Лизы захолонуло сердце от воспоминаний, но увидев, что тот надписан, она глубоко вздохнула и взяла его в руки. А успокаиваться, оказалось, было рано. Лиза взметнула вопросительный взгляд на Егоровну. Адрес был тот! Именно, что тот самый. Страшный. Обидный. Угрожающий.

– Кто принес? – сдавленным голосом спросила Лиза.

– Да барышня принесла, видно, что из благородных, – вспоминала няня. – Что с горлом-то у тебя, доню, чай не простудилась ты на ихних сквозняках? Тебе хоть одеялко теплое там давали?

– Да все хорошо со мной, – Лиза взяла себя в руки. – Я просто объелась сейчас. Знаешь, я наверно пойду, прилягу. А что за барышня, не сказалась?

– Да конвертик сунула и что-то еще про вторник спросила, будешь или нет, – няня убирала со стола. – Учились, говорит, вы вместе. Кудрявая такая!

Сомнений быть не могло – по описанию это была Таня Горбатова. Господи! Что ж они никак не оставят ее в покое! Что брат, что сестра! Лиза ушла к себе и прочла записку, когда няня уже не могла видеть ее лица. В письме было обычное приглашение на музыкальный вечер. От Татьяны. Про Сергея не упоминалось вовсе. Лиза растерялась. С Таней она не ссорилась, знает ли та про их отношения с братом – неизвестно. Что делать?

Самым первым порывом было написать сейчас же извинение, сослаться на дела или недомогание и забыть сразу. Но Лизу начала мучить совесть. Таня приезжала сама, значит, для нее этот вечер важен. Возможно, она рассчитывала на Лизино владение инструментом. В конце концов – они выпускницы одного Института, одного класса, должна же быть между ними хоть какая-то связь, взаимовыручка, помощь? И не ты ли, Лиза Полетаева, всего неделю назад, сидя у этого же окна, плакалась, что жизнь твоя скучна и однообразна, проходит взаперти, без людей и событий? На! Вот к тебе сама собой пришла возможность выхода в свет, без папы, без протекций. Как ответ на твои терзания. Встань, иди. Боже! Но как войти в тот дом? Как встретиться с ним взглядом? Не наедине, не там, где можно поговорить, выяснить недоразумения, или расставить точки, а на глазах у всех. Нет! Она решит все завтра. Не сейчас.

А вторник оказался днем счастья. Егоровна готовилась накрывать к обеду. Лиза утром отзанималась с Аленкой, а теперь перебирала у себя в комнате наряды, так и не решив – поедет она на музыкальный вечер в дом Удальцовой или нет. Во дворе вдруг раздались приветственные возгласы, ворота заскрипели, но звука въезжающих колес слышно не было. Лиза посмотрела в окно и, бросив платья на кровать, побежала в кухню.

– Егоровна! – Лиза оглядела нянькины владения. – У тебя ничего тут не кипит, не жарится?

– А ты проверять, что ли, меня взялась? – Егоровна уперла руки в бока. – А глазищи-то! Ты что, паука увидала?

– Ты только не волнуйся, – уже улыбалась Лиза. – Оставь тряпку, пойдем. Папа вернулся!

***

Как стремительно может все изменяться в жизни. Вот, только несколько дней разделяют Лизу, тоскливо глядящую в окно и Лизу, которая едет по своему нарядному городу, вместе с папой, счастливая и почти излечившаяся от своей неудачной любви. Нет-нет, да все-таки заскребет у нее на душе, вспомнится, какой бывала она тогда, собираясь на свидания, каким радужным представлялось ей будущее. Париж. Венсенский лес. Молодая жена. И нет прежнего света внутри, но все уже не так безысходно, как казалось всего неделю назад. И Митя нашелся! И дома снова все ладно! И в городе торжество!

– Папа! – говорила накануне вечером Лиза. – Я так благодарна нашему государю, я так люблю его, папа, еще больше, чем всегда.

– Лизонька, – отец и был похож на себя прежнего, и стал совсем другим в чем-то неуловимом. – Ты, конечно, должна бывать на праздниках чаще. Я думаю, мы это наверстаем.

– Я не только за праздник ему благодарна, папа! – смеялась Лиза. – Как ты не понимаешь! Ведь ты вернулся!

– Ты считаешь, что я приехал из-за визита императорской четы, дочка? – Полетаев отложил газету в сторону и теперь внимательно смотрел дочери в лицо, тон его был спокоен, а доводы серьезны. – Если что и повлияло на мое решение вернуться, так это исключительно состояние души моей. Поверь. Внешние обстоятельства, даже такой важности и редкости, вовсе не имели никакого значения в моем давешнем состоянии. Не буду грешить, говоря, что никто из людей, их слов, действий и поступков не повлиял на осознание мной всего со мной происходящего. Нет. Но, тогда за мое сегодняшнее прибытие, дочка, ты скорей должна благодарить одну даму.