Йоханнес Йенсен - Падение короля. Химмерландские истории

— Это случилось в Магдебурге двенадцать лет тому назад, — сказал Захария скрипучим голосом, сопроводив свои слова глуховатым смешком. — Там-то я чуть было и не угодил в самое полымя. Однако же пронесло, кое-как все-таки вывернулся. — И он хохотнул, точно кнутом щелкнул.

Но он тут же взял себя в руки и умолк, глядя перед собой жгучими злобными глазами. Миккель внимал ему в полной растерянности.

— Ну, пойдем, что ли, послушаем моего оракула? — предложил Захария. — Хочешь? Ты ведь умеешь язык-то за зубами держать, Миккель, ты в этом деле, кажется, поднаторел?

Спотыкаясь, они одолели лестницу и очутились на самом верху в чердачной каморке. Там было темно, и Миккель чуть не задохнулся от вони, воздух был тяжелый, все помещение удручающе пропахло не то младенцем, не то какой-то тухлятиной.

— Так вот что, приятель! Сам я не смыслю ни в звездах, ни в философии, — воскликнул во весь голос Захария. — Я всю жизнь занимался хирургией, и меня не занимало, в каком отношении находятся телесные органы и душа. Однако в своей практике как человек достаточно умудренный я позаботился создать себе некое alter ego [15] Другое я (лат.). . Поэтому нет такого метафизического вопроса, на который у меня не нашлось бы ответа. Итак, мои уважаемые коллеги, я хочу вас обоих представить друг другу.

С этими словами Захария отворил слуховое окно, в комнату ворвался дневной свет, и Миккель увидел, что они находятся здесь втроем. Возле стены на низенькой скамеечке лежало какое-то существо, глядевшее на вошедших болезненными, бездонными глазами. Но голова у него была неестественной величины и формы, она точно растекалась по скамейке плоской лепешкой. Она была белого творожистого цвета и бугрилась округлыми валиками.

— Гляди, гляди хорошенько! — призывал Захария. — Он у меня ручной. Это и есть мой всезнающий напарник. Звать его Каролус. Сейчас он мало что может сказать. Потребуется часа два, чтобы он разогрелся, а для этого нужна какая-нибудь проблема позаковыристее. Встань-ка, Каролус, и поздоровайся с нами.

Каролус выпростал из-под одеяла худенькие прозрачные ручонки, оперся ими на скамейку и с усилием принял сидячее положение. Казалось, что ему никак не приподнять от скамейки расплывшуюся по ней голову, наконец он все-таки пересилил эту тяжесть, но когда он сел, то голова, словно сырое тесто, поплыла ему на глаза и обвисла по плечам.

— Что-то его нынче развезло, — объяснил Захария, — однако вчера ему пришлось крепко подумать. Поэтому-то он сейчас и отлеживался в темноте. Приляг, Каролус, полежи и отдохни на покое.

Каролус медленно лег навзничь и поудобнее расположил на скамейке голову, чтобы она не спадала ему на глаза. Маленькое, неописуемо старообразное личико приняло каменное выражение. Только выпяченные вверх, как у камбалы, губы страдальчески подергивались.

— Когда он вот так лежит, его можно использовать для различных несложных задач, связанных с вычислением и запоминанием. Задайте ему возвести в квадрат какое-нибудь число!

— Три тысячи семьсот девятнадцать, — сказал Миккель. Каролус прикрыл глаза и почти тотчас же снова открыл.

— Тринадцать миллионов восемьсот тридцать тысяч девятьсот шестьдесят один, — произнес он слабым, глуховатым голосом, напоминавшим кваканье жабы.

— Молодец! Так вот, Каролус, у нас есть для тебя задачка, можешь приниматься за нее прямо сейчас, не откладывая. Король Дании хочет получить ответ на вопрос, солнце ли обращается вокруг земли или же, наоборот, земля и так далее. Подумай, пожалуйста!

Захария обернулся к Миккелю и, не понижая голоса, продолжал занимать его разговорами. Он обратил внимание Миккеля на большой зеленый стеклянный колпак, стоявший в углу.

— В нем я вырастил Каролуса. Да, недешево обошелся мне этот стеклянный колпак! Каролус попал ко мне девять лет тому назад. Я купил его у бродячей цыганки. Тогда ему было два года от роду, так что теперь он не такой уж юнец. Мне с ним повезло. Дело в том, что семнадцать лет тому назад я начинал работать с одним ребенком в Магдебурге, и колпак у меня тогда был поменьше этого, но тот мальчик умер от воспаления, едва достигнув до половины того развития, которое вы сейчас можете наблюдать у Каролуса. Тот ребенок был не самых лучших кровей, это был плод радикального любовного союза, заключенного простым монахом и благородной дамой, принадлежавшей к высшему обществу. Зато Каролус — прирожденный принц! В его жилах течет неразбавленная королевская кровь — знаешь ли ты, кто он такой?

Захария точно обезумел: выпучив глаза, он с убийственным презрением уставился на Миккеля, затем вдруг приподнял одну ногу и испустил ветры из кишечника.

— Хочешь, я расскажу тебе, кто такой Каролус! Только смотри, чтобы об этом молчок! Он сын датского короля! Да! Он родился в замке Сённерборг! Король зачал его в тюрьме! Его мать была девушка из народа. Ребеночка забрал у нее его благородие господин Кнуд Педерсен Гюльденстьерне {72} 72 Кнуд Педерсен Гюльденстьерне (1480–1552) — знатный датчанин, участвовавший в пленении Кристьерна и наблюдавший за находящимся в заточении бывшим королем. и передал на руки цыганке, а она продала его мне. У меня есть и документ. Да. Каролус — благороднейший из побегов, когда либо привитых на древо познания. Каролус — сын короля, принц датский! Его мозг обнаружил необычайные задатки к развитию. Я, как это можно видеть, удаляю черепную коробку, с тем чтобы пленка, прикрывающая мозги, превратилась в кожаный чехол, и, позаботившись о надлежащем питании, помещаю голову в теплую среду. Для этого и нужен стеклянный колпак. Каролус до сих пор с удовольствием залезает под колпак, под которым провел многие годы, хотя сейчас он стал для него маловат. Каролус — лучшая голова во всей Европе. Он не только основательный, но вдобавок еще и быстрый мыслитель! Другого такого аппарата нигде не сыщешь! Ведь он притом еще и крепок телом, руки и ноги у него тоже в порядке, никаких уродливых отклонений, он наделен замечательным здоровьем; в нем течет хорошая кровь, которая обеспечивает развитие мозга. Стоит только показать ему железо, как у него начинается слюнотечение; он различает металлы даже на ощупь; от свинца и неблагородных сплавов у него потеют ладони, а золото и серебро оказывают на него целительное действие. И должен прибавить, что его ученость отнюдь не страдает однобокостью, он знаком с системой счисления, и я обучил его латыни. Но от всего прочего я его оградил, дабы сделать из него то, что у Платона называется нормой. У него есть все, он устроен правильно, вся вселенная заключена внутри его мозговых оболочек… Вот, полюбуйтесь же на него!

Они приблизились к скамейке, и Миккель заметил, что голова Каролуса потемнела, мягкие валики налились алой краской и заметно вздулись. Каролус лежал с закрытыми глазами. Захария откинул одеяло и показал Миккелю жалкое худосочное тельце, свернувшееся, как зародыш в материнском чреве. Ручки и ножки его постепенно холодели и становились как мертвые.