Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

– Дядя, вы говорите «не надолго»? Разве Меншикову что угрожает?..

– Его погибель неизбежна… И знаешь, что погубит Меншикова? Его собственное честолюбие, его ненасытная гордыня. На все свой предел положен, а Меншиков далеко перешагнул через этот предел. Он высоко поднялся, и поэтому его падение будет великое. Однако не за Меншикова мне больно, Федя, а за твоего отца и за других наших родичей: ведь они не сознавая идут по ложному пути… Слава, почести, блеск – вот что прельщает их, и ради этого они оставили истинный путь! Они стремятся достигнуть вершины власти, но, боюсь, как бы не сорваться им с этой вершины.

– Так вы, дядя, советуете мне уезжать? – спросил Федор Долгоруков.

– Да, и чем скорее, тем лучше!

– Но ведь я люблю, горячо люблю княжну Марию, и она меня тоже любит.

– Оставь скорее эту любовь, Федор, иначе она погубит тебя. Ведь ты знаешь, дочь Меншикова не нынче завтра будет объявлена невестой царевича Петра. Чего же ты еще ждешь? Уезжай, пока есть время, не думай сопротивляться Меншикову; помни: он пока еще властелин – могущественный, всесильный, и бороться с ним – безумие.

– Милый, добрый дядя, как мне ни больно и ни тяжело, я последую вашему совету. Я уеду, сегодня же уеду.

– Да, да, торопись.

Молодой князь Федор Долгоруков в тот же день уехал на Кавказ. Он принужден был сделать это, иначе ему не миновать бы большой беды.

А спустя несколько дней после этого старшая дочь Меншикова, этого «баловня судьбы», была объявлена нареченною невестой наследника русского престола Петра Алексеевича, двенадцатилетнего отрока.

Весть о том, что дочь Меншикова не нынче завтра будет царицею русской земли, повергла в ужас врагов и недоброжелателей Меншикова, которых у него было большое изобилие. Против него составился заговор, в который вошли Толстой, Бутурлин, граф Девиер, Скорняков-Писарев, Александр Львович Нарышкин, князь Иван Алексеевич Долгоруков (любимец царевича Петра), генерал Андрей Ушаков и другие, к ним примкнул и герцог Голштинский.

Целью заговора было во что бы то ни стало помешать браку великого князя с дочерью Меншикова. Заговорщики думали, под предлогом воспитания, спровадить великого князя за границу, а тем временем склонить императрицу Екатерину назначить наследницей престола цесаревну Елизавету. Однако заговор был открыт, и заговорщиков постигло строгое наказание. Девиера, после пытки выдавшего соучастников, и Толстого лишили дворянства и имений и затем сослали: первого – в Сибирь, второго – в Соловки; Скорнякова-Писарева, лишив чинов, дворянства и имущества и наказав кнутом, отправили также в ссылку; Нарышкина и Бутурлина, лишив чинов, послали на безвыездное житье в деревню; Долгорукова и Ушакова, как менее виновных, понизили чинами и определили в полевые полки.

Голштинскому герцогу волей-неволей пришлось сойтись с Меншиковым, который в то время был почти полноправным правителем государства, потому что императрица Екатерина находилась при последнем дыхании, а верховный совет, состоявший из вельмож государства, делал все, чего хотел Меншиков.

Известие о каре, наложенной на князя Ивана Долгорукова, глубоко поразило цесаревича Петра Алексеевича. Царевичу в то время исполнилось только двенадцать лет, но он казался старше своего возраста. Полный, стройный, высокого роста, с лицом женственно-белым, с прекрасными голубыми глазами, он был очень красив и привлекателен. Обычно это был живой, веселый мальчик, но в последнее время казался особенно печальным.

– Ты говоришь, Ваня, нам надо расстаться? – с глубоким вздохом произнес он, обращаясь к князю Долгорукову, посетившему его на его половине во дворце.

– Необходимо, царевич! Меня, по воле фельдмаршала, переводят из Петербурга.

– И все это князь Меншиков? Он? Да? Эх, злой он, недобрый… Я пойду к нему и стану просить, чтобы тебя оставили со мною.

– И не проси, царевич!.. Ничего не выпросишь, больше только озлобишь его.

– Ваня, придет же то время, когда я буду приказывать Меншикову, а не просить его? Будет же когда-нибудь конец его властолюбию и силе?

– Будет, царевич, будет, только надо выждать время.

– Когда я буду царем, тогда не дам властвовать Меншикову.

– Тише, царевич, тише! У Меншикова везде есть уши и глаза.

– Я – наследник престола и Меншикова не боюсь, – с царственным достоинством проговорил Петр.

– Тебе и не след бояться его, но со мною он все может сделать…

– Ты и представить себе не можешь, как я не люблю Меншикова и его дочери Марии.

– А княжна Мария объявлена твоей невестой, царевич.

– Какая она моя невеста? Она старше меня. Это Меншиков и государыня-бабушка задумали женить меня на ней. Но жениться на княжне Марии я не могу; ведь я не люблю ее. Вот выздоровеет бабушка, я так и ей скажу. Знаю, что государыня неволить меня не будет, она добрая, милая… А ведь у меня есть другая бабушка? – после некоторого раздумья спросил Петр у Долгорукова.

– Есть, царевич.

– Где же она?

– Далеко, в монастыре… – уклончиво ответил царевичу молодой князь.

– Кажется, звать ее Еленой?

– Да, царевич, а прежде звали Евдокией Федоровной.

– Как же она в монастыре очутилась? Зачем? Царица – и в монастыре? Все это как-то странно. А дед мой, покойный император, женился на другой – на теперешней моей бабушке. Все это для меня непонятно. Я спрашивал у Андрея Ивановича, и вот что он ответил мне: «Когда вырастете побольше, царевич, все сами узнаете». А я хочу сейчас знать. Что это за таинственность?.. Ваня, ты не знаешь ли чего-либо относительно моей бабушки Елены?

– Нет, я ничего, ничего не знаю, ничего… – уклонился Долгоруков от прямого ответа на такой опасный по тому времени вопрос. – Но прости, царевич!.. Храни тебя Бог, а мне пора. И не поехал бы, да велят.

– Ваня, не езди, голубчик! Я упрошу Меншикова, он тебя оставит, – начал было цесаревич, но в этот момент в комнату быстро вошел его воспитатель Остерман и дрожащим голосом, со слезами на глазах проговорил:

– Цесаревич, следуйте за мною. Ее императорское величество Екатерина Алексеевна кончается.

При этом известии царственный отрок изменился в лице и на глазах у него появились слезы. Он молча, в сопровождении Остермана и князя Ивана Долгорукова, направился во внутренние апартаменты императрицы, однако уже не застал ее в живых: она 6 мая 1727 года тихо скончалась.

В дверях комнаты, где скончалась государыня, цесаревича встретил Меншиков; он был бледен, и его голос дрожал, когда он произнес:

– Императрица Екатерина Алексеевна в бозе почила. Согласно воле почившей императрицы, а также членов верховного тайного совета, вы, ваше императорское величество, займете престол царей русских. Приветствую императора Петра Второго! – преклоняя колени перед сыном злосчастного царевича Алексея Петровича, громко произнес князь Меншиков.