Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Теперь граф принялся надоедливо и скучно растолковывать соседке слева принцессе Н. свои соображения о заварушке во Франции: дескать, революционеры поступают необдуманно, сгоряча, их нужно оттаскивать от края пропасти, что нет никакого резона ввергать страну в состояние хаоса и разрушать отношения Франции с другими державами в Европе, и так далее и тому подобное. А когда принцесса уже собралась дать уклончивый ответ, ее другой сосед сэр М., услышав слова графа и истолковав их по-своему, энергично встрял в разговор и стал высказывать свое мнение из-за спины и через голову принцессы, словно ее нет за столом. Так нередко поступают люди, когда их больно задевают слова, адресованные не им. Сэр М. обозвал графа чертовым республиканцем и подстрекателем и плеснул в него вином из бокала, отчего весь стол сразу же смолк. Кавалер вынужден был срочно вмешаться и успокоить спорщиков, а его любовница выразила свое твердое согласие с мнением сэра М., что обстановка во Франции приняла угрожающий характер (в противоположность высказываниям графа Н.), но сделала это так задушевно и наивно, что занудный граф даже не почувствовал обиды и коварства, а все гости Кавалера почему-то подумали, что его несдержанная, энергичная молодая подруга солидаризировалась с графом в этом щекотливом споре.

«Итак, она научилась брать верх на социальном поприще, вопреки своей заурядности в вопросах политики, нет — благодаря ей», — подумал Кавалер, восхищенный ее дипломатичностью.

Она была такая пылкая, такая многообещающая. Ему уже было трудно обходиться без ее теплой улыбки. А когда шум за столом в связи с этими чертовыми событиями во Франции стих, он одарил Эмму своей скупой улыбкой, она же потянулась к нему, и щеки ее разрумянились от похвалы. Подняв бокал красного вина, красавица послала ему воздушный поцелуй и одним глотком (что, согласитесь, не совсем элегантно) осушила бокал. Когда человек, совершающий только правые дела, делает неверный поступок, этот поступок становится правильным. И здесь она оказалась, подумал он (и даже зарделся, но не от вина, а от радости), как раз чрезвычайно нужной и полезной ему.

После этого протеже Кавалера стала развлекать князя М., которого совершенно не интересовали дела, происходящие во Франции, и поэтому он сидел надутый и скучал. Она заранее обещала ему рассказать забавную историю, произошедшую с ней четыре года назад, когда только приехала в Неаполь со своей дражайшей матушкой. Была она тогда, по ее словам, неискушенной, неопытной девушкой, не познавшей заведенные в светском обществе порядки и обычаи. Ее дорогой друг и покровитель еще не успел взять ее под свое крылышко, но она все же немного освоилась здесь, всей душой полюбив Неаполь, как случилась эта ужасная драматическая история. Она произошла через несколько недель после приезда.

— Но вы не поверите тому, что я скажу, — заметила рассказчица.

— Чему не поверим, дорогая мисс Хэрт? — спросила сидящая напротив гостья из Англии.

— Что во двор нашего дома вломились восемнадцать убийц и засели там.

— Сколько, сколько?

— Восемнадцать, вот сколько!

И она принялась рассказывать, как банда убийц, преследуемая королевскими солдатами, ворвалась во двор и, захватив там двух заложников, молодого грума и мальчика-слугу, который был еще и домашним музыкантом, забаррикадировалась в восточном углу двора, угрожая перерезать заложникам горло. Солдаты попытались войти во двор и арестовать бандитов, но Кавалер не пустил их, желая избежать неминуемой резни и спасти жизнь груму и виолончелисту, которые лежали связанными в углу. Бандиты хозяйничали во дворе с неделю.

— Неужели целую неделю?

— Да, да, целую неделю. Они разжигали костры, дико орали, напивались пьяными, дрались и ругались друг с другом, — рассказывала она.

И ей самой пришлось наблюдать все эти безобразия из окна, потому что она, ее дражайшая матушка, Кавалер и вся дворня тоже оказались заложниками и не могли выйти из дома, но у них имелись достаточные запасы провианта и питья. Чем она занималась? — продолжала изучать разные науки и предметы, а Кавалер по-прежнему читал свои любимые книги и вел всякие исследования. Но, разумеется, они все время подходили к окнам и смотрели на этих разбойников, которые затевали между собой постоянные драки и ссоры. Однако окна приходилось держать закрытыми из-за одуряющей вони — ну вы представляете источник этого зловония, добавила она, хотя в этом не было никакой необходимости. Сострадательный Кавалер распорядился кормить бандитов два раза в день, утром и вечером, отчасти, чтобы задобрить их, а отчасти, чтобы не умерли с голоду бедняга Лука, которому было всего пятнадцать, и виолончелист Франко, совсем еще мальчик.

Ну а что касается диких выкриков и похабных песен, которые орали во все горло пьяные головорезы, а также безудержного разгула окруживших дворец солдат, тоже беспробудно пьянствующих и постоянно дерущихся, то вся эта вакханалия продолжалась целых шесть дней — здесь она посмотрела на Кавалера, ища у него поддержки и подтверждения того, что это также его история и им обоим пришлось пережить жуткое приключение. Кавалер, любезно улыбаясь, поправил ее: не шесть дней, а фактически семь. «Ах да, лишь на седьмой день, — восторженно вскричала она, — Кавалеру удалось уговорить бородатого главаря шайки отпустить двух заложников (оба они страшно настрадались и к тому же завшивели). Положение разбойников было безнадежным, в конце концов они бы сдались. Однако Кавалер пообещал им, что если они это сделают немедленно, то смогут избежать самого сурового наказания. Он как британский посланник переговорит с солдатами, чтобы те не убивали их на месте, а потом обратится к королю с просьбой отнестись помилосерднее к сбившимся с пути истинного бандитам. И что вы думаете? Они тут же сдались», — заключила в конце любовница Кавалера.

— Надеюсь, что всех бандитов казнили? — вопрошала сидящая напротив дама. — Как они того и заслуживали.

— Вовсе нет, — ответил Кавалер. — Король здесь добросердечен и способен проявлять милосердие даже к членам шаек из простолюдинов.

— Какая удивительная история, — произнес кто-то.

— И все с начала до конца чистая правда! — воскликнула Эмма.

«Да, все так и было на самом деле, — отметил про себя Кавалер, — за исключением того, что это случилось четверть века назад со мной и Кэтрин». Они только что приехали в Неаполь, где он занял свой пост посланника, в городе в ту пору только-только кончился голод, но порядок еще не установился. Он рассказал об этом случае молодой женщине, а она теперь немного подкорректировала его историю, предстала в ней в качестве очевидца. Конечно же, Кавалер испытывал неловкость, слушая ее пересказ, но она его так очаровательно расцвечивала, что ему и в голову не пришло перебить или поправить ее, дескать, когда все это случилось, вас рядом со мной не было, вы даже еще родиться-то к тому времени не успели. А когда Эмма закончила историю, на смену неловкости и смущению пришло опасение, что ее разоблачит кто-нибудь из присутствующих, случайно вспомнив, что где-то, когда-то уже слышал об этом давнем происшествии. Она таким образом окажется посрамленной, а он, ее любовник и покровитель, будет выглядеть дурак-дураком.