Артур Феличе - Морские нищие [Роман]

— Ну, положим, денежки и он любит.

— Да еще как! — засмеялся Ренонкль. — А кто их теперь не любит? Уж не мы ли с вами?

Собеседник усмехнулся и мотнул головой в знак согласия. Рот его был набит битком.

— Да, денежки… денежки! — продолжал Кристоф. — Теперь, знаете ли, их царство наступило.

— Ваша правда, — поддакнул, прожевав, сосед. — Без денег и королю не прожить. Теперь кто с деньгами, тот и властвует. Среди нас, например, ткачей, то же самое. Богатеи и с Цеховыми уставами не всегда считаются. Будь ты хоть мастер из мастеров, а денег нет — цена тебе, как простому подмастерью. Одно название «цех», а любой толстый кошель цехового человека разорит, пустит без работы бродяжничать. Да и бродяжничают!.. А разве их в том вина? Нет, теперь одним только толстосумам да духовенству и жизнь!

— Вот я и говорю, что мое дело прахом пошло, — жалобно протянул Ренонкль. — Значит, быть моей Жанне до конца дней простой булочницей.

— Война кончится, дела, может, пойдут лучше, — пробовал успокоить его ткач.

— Какой там лучше!.. Опять, говорят, налоги. Опять, значит, плати, как будто покойный батюшка мало еще выплатил при императоре! Король ведь снова просит у штатов [3] В Нидерландах каждая область и город имели свои политические права и привилегии. Духовенство, дворянство и города каждой провинции имели самостоятельный представительный орган — штаты. Из представителей провинциальных штатов созывались Генеральные штаты. денег…

— Нидерланды у испанцев — вторая Америка, — проговорил ткач и вдруг сердито воткнул вилку в поданный служанкой сладкий пирог. — Из пяти миллионов золота, что получал ежегодно еще император, два миллиона платили мы, нидерландцы, а сама Испания — всего-навсего полмиллиона. Поверьте, я точно знаю… А нам эти два миллиона, ой, каким трудом достались! А им — грабежом. Снарядят военный корабль, пошлют какого-нибудь головореза к диким людям, которые пороха в глаза не видали, и откроют по ним пальбу. А потом вернутся домой, заваленные до парусов награбленным у дикарей золотом. Это они называют «просвещать язычников Христовым словом»… Тьфу! — Он резко отодвинул от себя пирог, и вилка полетела на пол.

Генрих не верил ушам. Перед ним как будто приоткрывалась завеса огромной тайны. Так вот зачем знаменитые испанские завоеватели уезжают за океан!.. Он взглянул на дядю.

Лицо ван Гааля было сумрачно. Он допил кружку с пивом, вытер топорщившиеся усы и поднялся со стула, украшенного резной эмблемой кабачка — тремя ткацкими челноками.

— Идемте, племянник, пора! — сказал он строго. — Мы и так засиделись.

Микэля после стольких впечатлений дня совсем разморило, он клевал носом. Пришлось его растолкать.

— Послушать испанцев, — добавил презрительно ткач, — так Америку завоевали ради одной только веры и просвещения язычников.

Ван Гааль с племянником вышли из «Трех веселых челноков», когда на небе пылал закат. Башни церкви Святой Гудулы казались особенно легкими в порозовевшем воздухе. Расписные стекла окон переливались и горели. Было тепло, как в летний вечер.

Хозяева домов развешивали цветные фонарики и плошки с маслом. Перед ратушей все еще толпился народ, хотя король со всем штатом придворных давно проследовал во дворец герцогов Брабантских.

Большой лист бумаги среди бронзовых скрепов на двери ратуши привлек внимание Генриха.

— «Воспрещается, — услышал он громкое чтение кого-то из толпы, — печатать, писать, иметь, хранить, покупать и продавать, раздавать в церквах, на улицах и в других местах все печатные и рукописные сочинения Мартина Лютера, Ульриха Цвингли, Иоанна Кальвина и других ересиерархов, лжеучителей и основателей еретических бесстыдных сект, порицаемых святою церковью…»

— Дядя, позвольте мне узнать, в чем дело, — попросил Генрих.

— Указ короля, племянник, который мы сможем узнать и не от площадных чтецов.

Но Генрих уже взбежал на ступени ратуши.

— «Воспрещается, — продолжал чтец, — допускать в своем доме беседы или противозаконные сборища, а также присутствовать на таких сходках, где вышеупомянутые еретики и сектанты тайно проповедуют свои лжеучения… Воспрещается также читать, учить и объяснять Святое Писание, за исключением тех, кто изучал богословие и имеет аттестат из университетов».

Генрих оглянулся на Микэля. Тот стоял белее своей праздничной рубашки. Оба разом вспомнили о тайных беседах прохожих протестантов в кухне мамы Катерины.

— «…Такие нарушители, — говорилось дальше, — наказываются: мужчины — мечом, а женщины — зарытием…»

— Пойдем, пойдем… — потащил Микэль за рукав Генриха.

— «…заживо в землю, если не будут упорствовать в своих заблуждениях. Если же упорствуют, то предаются огню.

Собственность их в обоих случаях конфискуется в пользу казны…» [4] Знаменитый «Кровавый указ» Карла V от 1550 года против еретиков — протестантов. .

Над Брюсселем нависла гнетущая тайна, несмотря на заключаемый наконец мир. Подписывался он в Париже, и венцом его должна была стать помолвка только что овдовевшего испанского короля с французской принцессой Елизаветой Валуа. Пятнадцатилетняя принцесса недавно еще считалась невестой сына Филиппа II, наследника трона, дона Карлоса, принца Астурийского. Но положение изменило первоначальные планы. Пышное посольство во главе с Эгмонтом, Оранским, архиепископом Аррасским и Альбой направилось в столицу Франции.

Перед отъездом Оранскому без всяких помех удалось устроить Генриха. Юношу зачислили в штат королевских пажей и приказали переехать в общее для них помещение во дворце герцогов Брабантских. В самую последнюю минуту Генриху стало тяжело расставаться с дядей и Микэлем. Старый рыцарь напрасно пытался скрыть волнение. Когда он благословлял племянника на новую жизнь, голос выдал его. Микэль плакал и молил взять его с собою, хотя бы на время. Однако строгие дворцовые правила не допускали, чтобы пажи имели собственную прислугу. Генриху пришлось отказать ему. Обоим старикам давно пора было возвращаться домой, в Гронинген. Прошло уже больше двух лет со времени отъезда их оттуда. Но они решили подождать в Брюсселе, пока мальчик привыкнет к придворным порядкам.

Для Генриха сразу же потянулись однообразные дежурства возле королевских апартаментов: бессонные ночные часы, серые и тусклые — дневные, без всяких событий, без возможности увидеть короля наедине. А это было ему так необходимо, чтобы выполнить задуманное — рассказать Филиппу о бесчинствах солдат! Мир заключат не сразу, а до тех пор беззащитные люди будут вынуждены по-прежнему терпеть грабежи и насилия.

Другие пажи были знатные юноши, приехавшие с королем из Испании. Они казались ему холодными и чваными. Какое им дело до обид нидерландского народа!..