Алексей Орлов - Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

– Бес попутал, Алексей Григорьевич! Кровь в голову бросилась, когда узнал, что императрица замуж за Григория собралась. Если уж она решила замуж идти, то вольна взять владетеля или принца крови – а Гришка разве может быть императором, сам посуди? Один из вельмож наших, знаешь, что сказал? «Готов служить Екатерине Романовой, но графине Орловой служить не буду».

– Я на тебя зла не держу, – отвечаю, – обидно лишь, что ты нашу былую дружбу предал. В остальном пусть государыня-императрица твоё дело рассудит.

Василий Иванович Суворов, глава Тайной экспедиции, отец Александра Васильевича Суворова

Позвал я Суворова и говорю ему:

– Я тебе советовать, Василий Иванович, не смею: ты человек опытный, сколько лет уже сыском занимаешься. Однако какой из Федьки заговорщик – болтовня одна с пьяных глаз, от зависти, что Орловы императрицей столь обласканы. На каждый роток не накинешь платок, а «слово и дело» покойный император Пётр Фёдорович, слава богу, отменил – хоть какая-то от него польза была.

– Разберёмся, Алексей Григорьевич, – сказал Суворов. – Я доклад матушке-императрице со всем беспристрастием составлю.

Верно, разобрался он в сем деле до тонкостей и отписал императрице, что заговор был несерьёзный, никаких последствий иметь не мог. От затеи свести с трона Екатерину они в самом начале отказались и только на Орловых злобой исходили. Императрица решила дело замять и запечатала следственные бумаги о Федьке в особый конверт с собственноручной надписью: «Не распечатывать без докладу». Федьку Хитрово сослали в его имение, что, впрочем, равносильно смерти для него стало: зачах он там и умер через несколько лет…

Замуж за Григория императрица не пошла, отступила, однако Иоанн Антонович оставался для неё, да и для нас, как бельмо в глазу. Но здесь случай помог. Служил в охране Шлиссельбургской крепости подпоручик Василий Мирович – потомственный бунтовщик, его дед к Мазепе и Карлу шведскому перекинулся; отец с поляками стакнулся и в Сибирь был сослан. Сам Мирович считал себя императрицей обиженным, хоть ничего для неё не совершил, – и вот взбрело ему на ум Иоанна Антоновича освободить и на трон вновь возвести. Подговорил солдат, обещая им в случае удачи такие милости, каких и Орловы не видели; они взбунтовались и пошли Иоанна Антоновича освобождать.

А. Тардье. Иоанн Антонович

Но ещё от Елизаветы Петровны существовал строжайший приказ: если будет попытка освободить узника, немедленно оного жизни лишить, так что приставленные к Иоанну Антоновичу офицеры, как только бунт в крепости учинился, в камеру арестанта вошли и сей приказ выполнили. Мирович лишь к мёртвому телу подоспел; видя крах своего предприятия, он сдался и по приказу императрицы казнён был…

А Иоанна Антоновича жаль – как перед Богом говорю, жаль! Всю жизнь безвинно страдал и кончину принял мученическую, но опять-таки скажу: такова участь царственных особ – кто корону на голову надел, тот всегда её может вместе с головой лишиться.

– Ну, чего приуныли? – спросил граф, видя некоторую нашу растерянность от его рассказа. – Что, грешен граф Орлов? Да, грешен – а вы думали, я святой? Святые по скитам хоронятся, за наши грехи у Господа прощение вымаливают. А в миру без греха жить нельзя – особливо во власти… Я грехи свои не скрываю, но пусть за них меня Господь судит, а не такие же грешные люди… Ляля, зови своих цыган, плясать будем! Эй, ромалы, давайте в круг, и я с вами пройдусь!..

Плясал граф на удивление живо, выделывая фигуры, которые даже у видавших виды цыган вызвали бурю восторга. Костры ярко горели, тени метались по тёмному саду, отражаясь на белых стенах и колоннах дома; цыганская музыка далеко разносилась над Москвою-рекой.

В разгар танца из дома вышла, зябко кутаясь в шаль, Анна Алексеевна.

– Батюшка, можно ли так себя изводить? – сказала она. – Пожалейте хоть меня, если вам себя не жаль.

– Прости, Нинушка, захотелось стариной тряхнуть, – граф подошёл к ней и обнял за плечи. – Ты не замерзла?

– Мне жаровню в комнату поставили, и я уже было заснула, а тут такой шум, – сказала графиня.

– Извини, мой друг, – поцеловал её граф. – Садись-ка к огню, погрейся, но не мешай мне сегодня душу излить. Знаю, любишь старика-отца, да и я тебя больше всех люблю, но эта ночь моя, заветная, и другой такой у меня не будет.

И. Творожников. Поручик Василий Мирович у трупа Иоанна Антоновича 5-го июля 1764 года

– Рассказали бы лучше о ваших славных победах над турками, – попросил Григорий Владимирович. – Недаром вы Орловым-Чесменским зовётесь.

– Да, при Чесме я туркам хороший урок дал – до сих пор, поди, при имени графа Орлова почёсываются, – улыбнулся граф. – Но если рассказывать, то с начала: отчего мы с турками воевали и почему мне их побить выпало… Рассказать, что ли?

– Расскажи, Алексей Григорьевич, сокол ясный, – попросила его Ляля.

– Расскажите, ваше сиятельство, – присоединился к этой просьбе и я.

– Ладно, слушайте, – с видимым удовольствием согласился граф. – Императрица Екатерина Алексеевна мечту имела отбить у турок всё, что они когда-то у Византии отняли, и возродить великую Греческую империю. Старшего внука своего, нынешнего нашего государя, императрица недаром Александром назвала – хотела она, чтобы Александр в Александрии царствовал, а другой её внук, Константин, должен был в Константинополе на трон сесть.

Зародил же мечту о Греческой империи мой брат Григорий – от него Екатерина это переняла. К нему после переворота стали обращаться православные, что под турецким игом изнывали: говорили, что турки владеют этими землями не по праву и чинят православным большие обиды. Греки, и сербы, и болгары, и прочие православные народы не раз против турок поднимались, но одолеть их не могли, а вот если бы Россия-де на Турцию войной пошла, то все православные на её стороне выступили бы, и владычеству турецкому конец настал. И пусть бы Россия тогда здесь владычествовала, под русской рукой нам отрадно быть, – говорили они Григорию.

Интерьер собора Святой Софии в Константинополе, современный вид

Григорий от сих речей воспламенился, как огонь на сухой бересте, и начал императрицу убеждать. Она и сама была не прочь на Чёрном и Средиземном морях утвердиться, но пока ещё сомневалась – тогда Григорий, чтобы её окончательно убедить, направил двух петербургских греков – купца Саро и поручика Папазоли, – чтобы они по турецким землям, где православные живут, проехали и доподлинно настроения жителей узнали. А чтобы не было сомнений в том, что Саро и Папазоли из России приехали, Григорий им дал грамоту императрицы, где на греческом языке было написано о милости её императорского величества к стонущим под варварским игом православным народам и желании знать об их состоянии.