Александр Кутыков - Первый великоросс [Роман]

Однако до рассвета уснуть не удалось. Боль с чего-то переместилась в живот. Мужик опять поднялся и сел за стол. Тревожные думы завладели им. Беспокоился, как отвечать перед Гульной будет. Неизбежен ее немой укор в его адрес за смерть Малка. Но ему не в чем винить себя… Сон еще дурной какой-то. «А, пес со всем этим! Лучше быть с упреком от родных, чем вошкаться по безлюдью!.. Смерти Малка я не смог бы избежать — тут, видно, так ему на роду написано было. Ехали мы в толпе своих, в самой гуще. В лоб стрелы летели. А когда к воротам повернули, в спины они понеслись. Под смертью я стоял не мене братца…» Дальше он вспомнил Остена, рыжего Хорсушку, все, сжавшее зубы, ополчение их. Подивился, сколько защитников в самом Киеве. «А сколь печенегов в поле намчало?! Тмутаракань несусветная, страшная!..»

Щек никогда бы не смог представить себе такого количества народа. Потому решил, если позволит нога, сходить на заборола и подивиться. Радовала догадка, что можно теперь не воевать в поле, а такие стены выдержат любого ворога. «Надо потрогать, из чего они сделаны, — вроде как камень?.. Приеду — расскажу своим про все…» И снова вспомнил Гульну со Светей. И не мог отделаться от чувства вины перед ними… Потом вдруг вспомнилось, что Гульна не раз намекала на Стрешу, как на невесту. «Небось, Светьке ее сватает… Почему я не хочу ей такого мужа? С чего ни взять — отовсюду мужик хороший, гладкий. И мамка его из всех выделяет, будто он ей родней остальных… Не хочу, чтоб она моею Стрешкою дела Светькины вершила!..» Щек припомнил, что сестренка — самый родной ему человек на белом свете.

Послышалось шевеление в женской спальне. Светало. Мимо заходили женщины. Расшумелись. Топилась печь, по ней звучно двигались горшки с кашей и взваром.

Старшие сестры, проходя мимо мужика, подолгу в упор глядели на него, громко разговаривая меж собой. Он вспоминал их ночных — в мокрых рубахах до колен — невольно переводя взгляд на срезы подолов. «Первая — какая-то странная: с прогибом в стати, но уверенная. А вторая — ничего себе, красивая. И икры колобочками — прям на загляденье… Муж где-то есть…»

— Ухаживай за женихом! — смеялась та, обращаясь к младшей.

Младшая, ничуть не стесняясь, подошла к мужику, кивнула на раненую ногу и сказала, глянув на сестер:

— Покушаем, попьем яблочного взвару и будем ногу вашу смотреть.

— А-а… — протянул Щек, смутившись от ее внимания. Глянул на стол и вновь на девушку.

— Вы не бойтесь, меня мама научила: я из сестер самая ловкая по болячкам.

Средняя засмеялась, а старшая покосилась на Щеково стегно.

— У нас дома из яблок тоже квас делают… И из ягод всяких… Но яблоки рядом не растут: надо к Перунову лесу идти… — разговорился Щек.

— Это далеко? — Подошла чуть не вплотную средняя.

— Вас как зовут? — перехватила его младшая, но средняя не осердилась, а старшая с матерью обернулись к гостю.

— Щеком.

Женская часть семьи разулыбалась.

— Очень хорошо. Кто же тебя так назвал? — Средняя стояла с миской и, спрашивая, мешала жиденькое тесто.

— Не помню, с рождения нарекли.

Засмеялись все.

— Вот это Папуша, — младшая показывала на среднюю, — это Хижа, — кивнула на старшую, и та отвернулась, — а маму нашу мы так и зовем мамкой. Меня кличут Длесей.

Щек постарался запомнить, чтоб не попутать невзначай. Впрочем, главное он выделил сразу: Длеся.

Странно оборачивалось все — на дрему походило. «Прямо какая-то стремнина моей жизни… А мне нравится!.. Если б не нога еще…»

Вспомнился один из их стариков: проткнув каким-то остнем пяту, он малость помучился да и помер.

— Сильно болит? — Девушка села на корточки подле мужика.

— Нет, уже забыл. Мне бы умыться.

— Пойдемте, я солью! — Радостно подскочила Длеся и кинулась в рабочую половину, где стояли очеп и вода. Гость пошел за ней. Умываясь, он спросил:

— Жив буду, поедешь со мной на Десну?

— А там страшно, волки есть?

— Волки есть, на брата раз напали… Но мы их не боимся! Скорей, они нас.

— Страшно… — ответила девица, не сводя глаз со Щека. Предложение взрослого мужчины ей понравилось. И сам он был ей по нраву: на вид — лесной, грубо одет, но глаза скорые и внимательные.

— Надо мамке с тятей сказать. Они меня очень любят.

— А старшую, Хижу, тоже любят?

— Тихо! Она не такая, как все. Колдушка!.. Девкой была очень веселой, а потом, вроде, на кого-то обиделась. Мы ничего не понимаем. Только знаем, что она очень странная: может хоть бабе, хоть мужику за одно словесо в харю заехать когтищами! — быстрым шепотом доложила девушка.

Щек, покончив с умыванием, молча наблюдал, как вода утекает по желобу под стену.

— На улицу течет?

— Пойдемте к столу. Зовут нас уже… — словно не расслышала вопрос Длеся.

На столе стоял горшок с гречневой кашей. В нее матушка засыпала смесь всяких сухих ягод и размешивала теперь все большой ложкой. Ягодки умягчались и пухли. Запах гречи не перебивали, зато смотрелось варево весьма вкусно. Рядом высилась стопка горячих овсяных лепешек и братина с заваренным из тех же самых ягод питьем.

К столу, покачиваясь и потирая плечо ладонью, вышел проснувшийся Пламен. Девчата разом замолчали, мать подвинулась на скамье. Хозяин сел и посмотрел лукавым взглядом на Щека и младшую дочь. Длеся потупилась, а Щек запросто спросил:

— Как спал-ночевал, батя?

Мать молча наложила кашу мужу. Сестры с прямыми спинами быстро кушали.

— Спал хорошо, щас поем и снова лягу.

— Дремотное лекарство — лучше всего, — рассудительно просопел над кашей Пламен.

— Не похоже, чтоб за стенами стая поганых стояла. Вы такие спокойные.

— Да они часто гостюют. Другой раз — прям под стенами шастают. Привыкли мы… — сообщила хозяйка.

— Что ж войско их не побьет?

— Они могут и мирно жить у себя в степях, а сюда по делам захаживают — с посольством и торгом. Ты не беспокойся, парень-друже, наши договорятся с ними, они и уйдут… — сообщил Пламен. — Правда, на сей раз много их что-то, крепко взялись.

— Выходит, мы зазря сюда мчались опрометью? Зачем нас собирали? Малк погиб пошто?

— Сейчас, сынок, проясню тебе всю твою еловую голову…

Щек очень обиделся на оскорбление, но вида не подал. Черпали кружками из братины взвар. Старшие сестры ушли, поблагодарив. Любопытная младшая слушала.

— Эти чертяки свое дело знают туго. Видно, там, откуда они явились, их хорошо научили, как договариваться и хитрить…

Мать стала собирать посуду. Подошла и Папуша, Глянула на мужиковатое, мясистое лицо гостя.

— …Умеют они, когда надо, сидеть спокойно, а когда надо — нежданно напасть! — объяснял неторопко хозяин, поглядывая на остановившуюся среднюю дочь. — У князя нашего, кстати, их в войске полно. Пока сильны мы, ведут они себя терпимо. А стоит остаться нам без дружины — сразу вспоминают давние и ближние обиды — и на осаду. Станут кружком и стоят, по сторонам озираясь.