Эжен Сю - Парижские тайны. Том 2 [с иллюстрациями]

– Графиня умерла?

– Нет, ваше высочество… Но почти нет надежды на то, что она останется в живых… Ее ранили ударом кинжала.

– Это и впрямь ужасно! – воскликнул Родольф, почувствовав невольную жалость к Саре, несмотря на всю свою неприязнь к ней. – А кто совершил это преступление?

– Это неизвестно, ваше высочество. Покушение на убийство сопровождалось кражей, злоумышленник проник в покои графини и унес множество драгоценностей.

– А как все же она сейчас себя чувствует?

– Ее положение почти безнадежно, ваше высочество… Она до сих пор еще без сознания… Брат ее подавлен и потрясен.

– Надо будет каждый день справляться о состоянии здоровья графини, мой милый барон…

В эту минуту вошел Мэрф, возвратившийся из тюрьмы Сен-Лазар.

– Узнай печальную новость, – сказал ему Родольф, – графиню Сару чуть не убили… Ее жизнь в серьезной опасности.

– Ах, ваше высочество! Хотя она во многом виновата, но трудно не пожалеть ее.

– Да, подобный конец просто страшен!.. А что с Певуньей?

– Она была вчера выпущена на свободу, ваше высочество, и полагают, что по заступничеству госпожи д’Арвиль.

– Быть того не может! Напротив, сама госпожа д’Арвиль просит меня предпринять необходимые шаги и добиться освобождения этой несчастной девочки из тюрьмы.

– Все это так, ваше высочество… И тем не менее какая-то пожилая женщина, вполне респектабельная на вид, явилась в тюрьму Сен-Лазар с распоряжением выпустить Певунью на волю. И они вместе покинули тюрьму.

– То же самое мне рассказывала и Хохотушка; но кто такая эта пожилая женщина, которая пришла в тюрьму за Лилией-Марией? Куда они направились вдвоем? Что означает эта новая тайна? Возможно, графиня Сара могла бы кое-что разъяснить, но она теперь в таком состоянии, что ничего нам сказать не может. И может случиться, что она унесет этот секрет с собой в могилу!

– Но кое-какой свет на все происшедшее мог бы пролить, без сомнения, ее брат Томас Сейтон. Он всегда был ближайшим советником графини.

– Сестра его умирает; речь, видимо, идет о каких-то очередных кознях, так что он ничего говорить не станет. Но вот что, – прибавил Родольф по размышлении, – нужно непременно узнать имя того, кто был заинтересован в том, чтобы Лилия-Мария вышла из тюрьмы; тогда мы непременно что-нибудь выясним.

– Это правильно, ваше высочество.

– Постарайтесь разузнать, кто это мог быть, и как можно скорее повидайте этого человека, дорогой барон. Если вам самому это не удастся, привлеките к розыскам вашего господина Бадино, не пренебрегайте ничем, но во что бы то ни стало обнаружьте след бедной девочки.

– Ваше высочество, вы можете полностью рассчитывать на мое рвение.

– Право же, ваше высочество, быть может, это к лучшему, что Поножовщик возвращается в Париж; его услуги могут быть нам весьма полезны… в предстоящих поисках, – заметил Мэрф.

– Ты говоришь вполне резонно, да, теперь я буду с нетерпением ожидать приезда в столицу моего славного спасителя; я никогда не забуду, что обязан ему жизнью.

Несколько дней прошло с тех пор, как Жак Ферран взял к себе в услужение Сесили.

Мы поведем читателя в уже знакомое ему место – в контору нотариуса; был тот час, когда письмоводители завтракают.

В тот день произошло нечто неслыханное, из ряда вон выходящее, чудесное! Вместо скудного и малоаппетитного рагу, которое каждое утро приносила служащим – а то были люди молодые – покойная г-жа Серафен, посреди стоявшего в центре комнаты стола в старой картонной коробке красовалась огромная холодная индейка, а вокруг нее лежали два свежих мягких хлеба, головка голландского сыра и стояли три запечатанные бутылки вина; старая свинцовая чернильница, наполненная солью и молотым перцем, служила солонкой; таково было меню трапезы.

Каждый из письмоводителей, вооружившись ножом и волчьим аппетитом, ждал часа, когда можно будет приступить к этому пиру, с жадным нетерпением; некоторые из молодых людей даже усердно работали челюстями, хотя жевать пока еще было нечего; при этом они проклинали запаздывавшего старшего письмоводителя, без которого, соблюдая иерархию, нельзя было приступить к завтраку.

Прогресс, а вернее, столь радикальная перемена в обычном рационе служащих конторы Жака Феррана говорила о том, что в доме царит полное смятение.

Нижеследующая беседа, в высшей степени беотийская (если нам будет позволено употребить это слово, которое приобрело популярность по милости весьма остроумного писателя) [24] Луи Денуайе. , позволит несколько прояснить столь важные обстоятельства.

– Перед вами индюшка, которая при своем появлении на свет никак не ожидала, что ей когда-либо придется украсить собой завтрак письмоводителей нашей нотариальной конторы.

– Точно так же патрон этой конторы при своем появлении на свет… в качестве нотариуса никак не ожидал, что ему придется отвалить на завтрак своим письмоводителям целую индейку.

– Потому как что ни говори, а индейка эта принадлежит нам! – завопил мальчишка-рассыльный с вожделением записного гурмана.

– Милый мой рассыльный, ты забываешься, дружок: эта птица останется для тебя незнакомой, вернее сказать, чужестранкой!

– А как истинный француз, ты должен ненавидеть чужестранцев.

– Все, что можно для тебя сделать, – это дать тебе поглодать ее лапы.

– Ведь они – прекрасная эмблема той скорости, с какой ты разносишь бумаги нашей конторы.

– А я-то надеялся, что мне хоть ее скелет достанется, – пробормотал рассыльный.

– Конечно, его можно было бы пожаловать тебе… но у тебя нет на это права: получится то же самое, что получилось с хартией тысяча восемьсот четырнадцатого года, которая так и осталась всего лишь скелетом свободы, которую обкорнали! – заявил писец, игравший в нотариальной конторе роль Мирабо.

– Ну уж коли речь зашла о скелете, – вмешался кто-то из молодых людей с грубой бесчувственностью, – то к месту вспомнить о скелете мамаши Серафен, упокой господи ее душу! Ведь с тех пор, как она утонула во время загородной прогулки, мы больше не обречены хлебать ее варево, что равносильно бессрочным каторжным работам.

– И вот уже почти неделю патрон вместо того, чтобы пичкать нас скудным завтраком…

– Щедро выдает каждому по сорок су в день.

– Именно потому я и говорю: упокой господи душу мамаши Серафен!

– И то верно: при ней патрон бы в жизни не отвалил нам по сорок су в день.

– Это огромная сумма!

– Сумма просто баснословная!

– Во всем Париже не сыщешь другую такую контору…

– Не сыщешь во всей Европе!..

– Во всей вселенной нет другой такой конторы, где простому писцу выдают по сорок су на завтрак!