Эжен Сю - Парижские тайны. Том 1 [с иллюстрациями]

С этими словами маркиз д’Арвиль припал к руке своей жены со страстными поцелуями.

Клеманс, ошеломленная тем, как неправильно понял ее маркиз, испытала ужас и почти отвращение и чуть было не отдернула свою руку.

Лицо ее слишком откровенно выражало ее чувства, чтобы маркиз мог в них ошибаться.

Это было для него ужасным ударом. Лицо его исказилось гримасой отчаяния. Г-жа д’Арвиль живо протянула ему руку и воскликнула:

– Альбер! Клянусь вам, я буду вам самой верной подругой, самой нежной сестрой… но не более… Простите, простите меня, если мои слова подали вам надежду, которой никогда не сбыться… Я не смогу!

– Никогда?.. – воскликнул маркиз д’Арвиль, устремив на свою жену умоляющий и отчаянный взгляд.

– Никогда, – ответила Клеманс.

Это единственное слово, и как оно было произнесено, дало понять, что решение ее окончательное.

Родольф своими уговорами убедил Клеманс, что она должна нежно заботиться о своем муже, и она на это решилась, но испытывать к нему любовь не могла.

И еще одно чувство, более властное, чем ужас, презрение или ненависть, навсегда отталкивало ее от мужа.

Это было непреодолимое отвращение.

После минуты тягостного молчания маркиз д’Арвиль смахнул рукой слезы и сказал своей жене с печалью и горечью:

– Простите, что я так ошибся. Простите, что я понадеялся так безумно…

И, помолчав, он воскликнул:

– Боже, как я несчастен!

– Друг мой, – тихонько сказала ему Клеманс, – я не хотела бы вас упрекать, и все же… Неужели для вас ничего не значит мое обещание, что я буду вам самой нежной сестрой?.. Моя дружба и преданность – не заменят ли они вам то, что не может вам дать любовь? Надейтесь! Надейтесь на лучшие дни… До сих пор вы находили, что я безразлична к вашим горестям. Теперь вы увидите, как я вас жалею и какое утешение вы найдете в моем сочувствии…

Постучав, вошел лакей и сказал Клеманс:

– Его высочество великий герцог Герольштейна спрашивает маркизу, может ли она его принять.

Клеманс взглядом спросила мужа.

Д’Арвиль, овладев собой, ответил жене:

– Разумеется!

Лакей вышел.

– Простите меня, друг мой, – продолжала Клеманс. – Я не отказываюсь принимать… И к тому же вы так давно не видели принца; он будет рад увидеть вас здесь.

– Я тоже с удовольствием, – ответил маркиз д’Арвиль. – Однако, признаюсь, я сейчас так взволнован, что предпочел бы принять его в другой день…

– Я вас понимаю… Но что делать? Вот и он.

В тот же момент лакей объявил о госте, и Родольф вошел.

– Бесконечно счастлив, что имею честь видеть вас, сударыня, – сказал Родольф. – И дважды счастлив, что мне довелось встретиться с вами, дорогой мой Альбер, – добавил он, обращаясь к маркизу и дружески пожимая ему руку.

– В самом деле, монсеньор, я уже давно не имел чести выказать вам мои самые…

– Полно, полно! А кто виноват, господин невидимка? Последний раз, когда я пришел поухаживать за госпожой д’Арвиль, я вас спрашивал, но вы куда-то исчезли! Вот уже три недели, как вы обо мне забываете; это непростительно…

– Не жалейте его, монсеньор! – с улыбкой сказала Клеманс. – Маркиз д’Арвиль столь же виноват перед вами, сколь глубока его преданность вашему величеству, и лишь из этого можно судить о тяжести его вины.

– Простите мое тщеславие, но, понимаете, что бы ни сделал д’Арвиль, я никогда не усомнюсь в его преданности. О, я не должен был этого говорить!.. Иначе он примет мои слова как поощрение своему невниманию ко мне.

– Поверьте, монсеньор, лишь крайние и непредвиденные обстоятельства не позволяли мне пользоваться вашей добротой…

– Между нами, дорогой Альбер, мне кажется, вы относитесь к истинной мужской дружбе слишком платонически: зная, что вас любят, вы не слишком заботитесь о том, что друзьям нужно что-то давать, получая нечто реальное.

Маркизу слегка покоробило это легкое отступление от придворного этикета, но в этот момент появился лакей с письмом для г-на д’Арвиля.

Это было анонимное письмо Сары Мак-Грегор, в котором она утверждала, что принц – любовник маркизы.

Из уважения к принцу маркиз отстранил рукой маленький серебряный поднос с письмом и сказал слуге:

– Потом… Позднее…

– Дорогой Альбер, – сказал Родольф самым любезным тоном. – Неужели я вас стесняю?

– Монсеньор…

– С разрешения маркизы… прошу вас, прочтите это письмо.

– Уверяю вас, монсеньор, тут нет никакой срочности…

– Еще раз, Альбер, прочтите это письмо!

– Но, монсеньор…

– Я прошу вас… Я велю вам!

– Если ваше высочество желает, – растерянно сказал маркиз и взял письмо с подноса.

– Да, я желаю, и желаю, чтобы вы относились ко мне как к другу.

Затем он обратился к маркизе, пока д’Арвиль распечатывал роковое письмо, о содержании которого Родольф не мог даже подозревать, и добавил с улыбкой:

– Вы одержали победу! Вам снова удалось переубедить этого неисправимого упрямца!

Маркиз д’Арвиль подошел к одному из канделябров у камина и открыл письмо Сары Мак-Грегор.

Родольф и Клеманс мирно беседовали, пока д’Арвиль во второй раз перечитывал письмо Сары. Лицо маркиза оставалось спокойным, лишь рука его заметно подрагивала, когда он, чуть помедлив, спрятал письмо в карман жилета.

– Я рискую еще раз показаться дикарем, – сказал он с улыбкой Родольфу, – но прошу у вас позволения, монсеньор, пойти ответить на это письмо, которое оказалось важнее, чем я думал.

– Я вас еще увижу сегодня?

– Боюсь, не смогу удостоиться этой чести, монсеньор. Надеюсь, ваше высочество извинит меня.

– Какой непредсказуемый человек! – весело сказал Родольф. – Может быть, вы, сударыня, сумеете его удержать?

– Я не осмелюсь и пытаться, если вы потерпели в этом неудачу, ваше высочество.

– Серьезно, дорогой Альбер, прошу вас, постарайтесь вернуться к нам, когда покончите с этим письмом… Если же не сумеете, обещайте уделить мне несколько минут утром… Мне так нужно вам многое рассказать.

– Для меня это большая честь, ваше высочество, – ответил маркиз с глубоким поклоном.

Он удалился, оставив Клеманс наедине с принцем.

– Ваш муж чем-то озабочен, – сказал Родольф маркизе. – Улыбка у него показалась мне вымученной.

– Когда ваше высочество приехали, д’Арвиль был глубоко взволнован и с трудом сумел это скрыть от вас.

– Может быть, я приехал некстати?