Валентин Пикуль - Фаворит. Том 1. Его императрица

Энциклопедия была закончена. Поездка в Санкт-Петербург стала для домоседа Дидро его единственным в жизни путешествием. Прощаясь в Париже с друзьями, он заверил их, что увидит Екатерину лишь однажды: в день приезда и в день отъезда. Сознательно минуя Берлин, чтобы Фридрих II не вовлек его в свои политические интриги, ученый ехал в удобной карете камергера Семена Нарышкина, чудака и щеголя, создателя шумных роговых оркестров в России…

Нарышкин за Ригою сознался Дидро:

– Давным-давно я этой же дорогой вез из-за границы маленькую принцессу Фике с ее матерью, а теперь везу вас к этой девочке, ставшей великой императрицей.

– Вы, наверное, хорошо ее знаете?

– А кто ее хорошо знает? – резко отвечал камергер. – Но смею заверить вас, что не было в мире актрисы более гениальной.

– Говорят, ей сильно докучают разные самозванцы?

– О нет! Екатерина – не леди Макбет…

Когда Дидро спрашивали о цели его визита в Петербург, он отвечал, что не имеет иной цели, кроме желания отблагодарить императрицу за поддержку в издании его Энциклопедии. В пути он дважды перемог болезни, приехав в русскую столицу поздней осенью. Нарышкин от чистого сердца предложил ученому остановиться в его доме. Но Дидро не хотел обидеть Этьена Фальконе, еще раньше предложившего ему свое гостеприимство:

– Мы ведь с ним старые друзья, еще по Парижу…

Однако скульптор, едва завидев на пороге своей мастерской парижского друга, сразу же раскричался:

– Зачем вы впутали меня в политические дрязги? Я приехал в Россию только работать, а не заниматься хлопотами императрицы, которая спит и видит, как бы уничтожить на кострах скандальную книжку этого проходимца Рюльера…

Дидро стало не по себе. И он даже испугался, увидев над собой вздернутые копыта жеребца… Фальконе небрежно пояснил:

– Это еще заготовка: всадник пока не медный, глиняный…

В приюте ученому мастер отказал очень резко, и больной энциклопедист был растерян. Он спросил Фальконе:

– Но я не много и прошу – только постель.

– Нет у меня постели. Ваша постель уже занята.

– Может, вы женились на своей ученице Колло?

– Хуже! – воскликнул Фальконе, чуть не плача. – Ко мне приехал мой шалопай-сын и женился на ней…

Дидро выручил Нарышкин, приславший за ним карету, которая и увезла ученого на Исаакиевскую площадь, в тепло и уют старинного барского дома. Сонм лакеев охотно услужал гостю, сразу же был вызван лейб-медик Роджерсон. Дидро не успевал благодарить любезных хозяев. Утром он был разбужен ошеломляющим грохотом артиллерийских салютов и по наивности решил, что пушки стреляют в честь его прибытия…

Семен Кириллович Нарышкин взахлеб смеялся.

– Почти так! – сказал он. – Лишь маленькая поправка: эти салюты предназначены едущим к венцу жениху и невесте…

Под окнами Дидро проехала карета императрицы.

Екатерине было сейчас не до Дидро: Румянцев, загубив свою репутацию, отвел армию обратно за Дунай, а Гришке Орлову взбрело в голову, что он подобно цесаревичу может составить счастье принцессы Луизы, для которой его ухаживания кончились непоправимой девической катастрофой. Ландграфиня-мать была смущена, а Екатерину душила запоздалая ревность. Объясняясь с бывшим фаворитом, императрица с некоторым испугом заметила что-то ненормальное в его рассуждениях… Она ускорила события. Вильгельмина была миропомазана с новым именем Наталья Алексеевна, что дало повод Фридриху съязвить: « Екатеринизированные русские произвели натализацию моей родственницы». За кулисами брака цесаревича скрывалось сильное влияние самого короля и графа Панина: они совместно укрепляли пруссофильство наследника престола, а молоденькая жена должна побудить Павла к активной борьбе за власть. За неделю до свадьбы Екатерина объявила Панину, что отныне воспитание наследника закончено, двор больше не нуждается в его услугах. Она рассчитывала, что Панин, оскорбясь, сразу запросит отставки от дел иностранных, однако граф решил не сдаваться. «Она мне давно уже не нужна, – сказал он Денису Фонвизину, – но я-то нужен Европе!» В канун свадьбы Екатерина спросила митрополита Платона, в каких грехах исповедалась Natalie перед миропомазанием.

– Ваше величество, тайна церковной исповеди нерушима.

– Только не для меня, – пунцово вспыхнула Екатерина…

Влюбленный Павел не мог дождаться свадьбы. С чувством прижимал он к сердцу руки Андрея Разумовского:

– Друг мой, только не покиньте меня в счастье?

– И меня… тоже, – просила верткая невеста.

Разумовский охотнейше заверял обоих:

– Я всегда буду между вами, друзья мои…

…Карета императрицы, провожаемая взглядом Дидро, скрылась за поворотом. Пушки гремели, колокола звонили. Екатерина была молчалива. Вровень с каретой скакали кавалергарды, получившие приказ от Григория Орлова: «Ежели начнут орать во славу Павлушки здравицы, наскакивай и руби… чего там долго думать!» На выходе из храма Екатерина дала понять цесаревичу:

– Любезный сын мой, не думайте, что так легко жить . Частная жизнь иногда сложнее управления государством. Это говорю вам я, а все знают, что я – отчаянная оптимистка… И все-таки я вам повторяю: семейная жизнь – большая наука, и очень сложная!

Вечером Natalie изнемогала от тяжести парчи и серебра, выносливости ее хватило лишь на два менуэта. Екатерина отослала ее в спальню, оставшись ужинать с сыном, уже облаченным в халат. Заметив его жениховское нетерпение, она с явной брезгливостью, презирая его в этот момент, сказала по-французски:

– Идите! Вас там, кажется, ожидают наслаждения…

Играя в карты с ландграфиней, она придвинула к ней горку изумрудов, подарила свою табакерку, сняла с пальца драгоценный перстень. Обещала дать еще денег и мехов. Амалия с Луизой получили от нее на приданое по 50 000 рублей, за что нищие принцессы благодарили, упав на колени и проливая слезы. Затем императрица выпроводила их вон из России, а милейшая невестушка наградила свекровь первым притворным обмороком.

Екатерина, подобрав юбки, перешагнула через лежащую:

– Не понимаю. Или вам захотелось отдохнуть?..

«Мой дом очищен», – сообщала она в эти дни. Но опустевшие покои графа Панина дразнили воображение молодой четы, и вскоре Павел с Natalie явились к Екатерине с просьбою.

– Мы так благодарны вам, – сказали новобрачные, держась за руки, как дети, – но сделайте нас счастливыми до конца. Пусть граф Андрей Разумовский займет наши соседние апартаменты.

– Ты этого хочешь? – спросила Екатерина сына.

– Да, ваше величество. Разумовский мой лучший друг.

– И ты? – спросила она невестку.

– О да! Граф такой забавный, он так смешит меня…