Александр Чиненков - Форпост в степи

— Нет, не на нее, батя, — возразил юноша.

— Тогда на кого? — нахмурился отец.

— На благостную сердцем цыганскую девушку Лялю, отец.

— Лука! Тобой овладела грязная похоть!

— Обуяла меня любовь, чистая, как небо Господне.

— Ты рехнулся?

— А что? Сколько казаков себе жен из полоненных ордынок брали!

— Тогда все иначе было.

— А разве на ком казаку жениться имеет значение?

— Нет, не имеет! — нехотя ответил отец.

— Тогда выслушай меня, батя. Дорога мне цыганка та. И я… и я ей по сердцу пришелся!

— Лука! Лука! Что ты в башку свою втемяшил? Господи, смилуйся, прости чадо мое неразумное! Несчастный! Чем тебе Авдошка Комлева плоха? Красивая, работящая. У нас с ее отцом уговор об вашем венчании был. Как мы после всего народу в глаза глядеть будем? Срам–то какой, Господи!

— Господь видит, что я поступаю правильно! — воскликнул юноша, становясь на колени перед отцом. — А Авдошка уже не по сердцу мне.

— Что–о–о?!

— Господом Богом молю, благослови нас, батя, и я буду счастлив! Батя, молю тебя, благослови.

— Я? На сею непотребность? — Авдей даже вздрогнул.

— Разве тебе кто это сделать воспрещает?

— Не воспрещает.

— Я не хочу под венец с Авдошкой.

— Цыц, дурень. Как ты в башку себе не втемяшишь, что девка наша, соседская! И не блудня цыганская. Первая красавица на весь городок!

— Да. Но сердце мое по другой сохнет. Увидел Лялю — и точно солнышко в моей душе взошло. Я понял ясно, как мне должно жить далее. Душа моя в один миг от скверны очистилась. Сейчас она тихим покоем наполнилась, верой в Господа, любовью! И словно вошел в меня Святой Дух. И это из–за цыганки, которую я возлюбил всем сердцем!

Отец задумался. Потом поднял руку и не сказал, а отрезал:

— Не будет по–твоему, Лука! Сегодня же брата позову, и думать будем, как сосватать тебе невесту, раз жениться приспичило!

— Авдошку?

— Ее самую.

Лука чуть не набросился на отца с кулаками, но воспитание не позволило ему совершить страшный грех. Юноша лишь сильно побледнел и скрипнул зубами.

— Батя, но…

— Ступай вон навоз вычисти, — перебив сына, грозно глянул на него Авдей. — Себе перечить не дозволяю. Коли еще об цыганке заикнешься, шкуру спущу…

Грозно зарычав, пес Султан рванулся к воротам. Кованная Лукой цепь натянулась, как струна. Казак мгновенно отвлекся от своих тягостных воспоминаний и поспешил к калитке.

— Кто там?

— Это я, Ляля.

За воротами действительно стояла промокшая насквозь цыганка. Дрожа от ночной прохлады и возбуждения, она сжимала руки Луки и бессвязно бормотала:

— Я убежала из табора, я никогда туда не вернусь, я хочу быть только с тобой…

Лука еле ее успокоил, и они тут же отправились к Архипу. Кузнец долго протирал глаза спросонья, не удивившись, впрочем, их появлению, и наконец сказал:

— Гляжу, дело принимает плохой оборот, но раскисать не будем. Надо б посоветоваться с Мариулой. Пошли будить ее, покудова не стряслась беда.

— К Мариуле?!

Лука заколебался и жалобно посмотрел на друга. В его семье старую ведунью недолюбливали и даже побаивались.

— А что? — недоуменно посмотрел на него Архип. — Мариула хоть и стара, но умна очень. Она ещо с атаманом Араповым пришла на сакмарский берег и…

— Айда, — недослушав кузнеца, решительно сказал Лука и взял дрожавшую Лялю за руку.

Тем временем дождь прекратился, а над городком сгустилась такая тьма, что человек, шедший по одной стороне улицы, не смог бы узнать проходивших по другой стороне.

Старая Мариула жила в домике рядом с крепостью. Лука, Ляля и Архип остановились у ворот, и кузнец решительно постучал кулаком в калитку. Их встретил внук Мариулы и провел к крыльцу.

— Бабушка ждет вас еще с вечера, — сказал он, — даже в церковь нынче не ходила.

Гости удивленно переглянулись и вошли в дом. В передней комнате, пол которой был устлан мягкими ковриками, стоял большой дубовый стол. На него была наброшена красивая скатерть; на разных подносах лежали свежие булки, витушки, шаньги, стояли вазочки с медом и мелко наколотыми кусочками сахара. Тут же стоял самовар.

В углу висела полочка с иконами, а чуть ниже — еще одна, на которой теснились книги в красных и коричневых переплетах. На книгах лежала Библия в матерчатом футляре.

За столом сидела старуха с цветным платком на голове.

Взгляд Мариулы был печальным. Явные следы тревоги мешали ей хранить на лице ясный, приличествующий ее возрасту покой.

Она шевельнулась и сделала вид, что хочет подняться навстречу гостям, но кузнец поспешил к ней и, присев рядом, чмокнул в щечку.

— Здравствуй, почтенная Мариула, — сказал он. — Гляжу, ты не хвораешь.

— Милости прошу к столу, люди добрые, — тягуче пропела старуха неожиданно молодым, крепким голосом. — Слава Господу нашему Иисусу Христу, на здоровье покуда не жалуюсь. — И спросила с легкой обидой: — Что ж это тебя давненько не было видно, Архипушка? Совсем позабыл меня?

Не ожидая ответа, прищурившись, Мариула посмотрела на Луку и Лялю.

— Проходите, дорогие, садитесь.

Парень с девушкой пробежали по мягким коврикам к старухе и протянули руки. Она коснулась их кончиками сухих пальцев.

— Это сын Авдея Барсукова и Ляля, цыганка, — представил их кузнец.

— Ведаю о том, — тихо сказала Мариула и улыбнулась молодым. — Я все о вас знаю.

Гости расселись вокруг стола, и старуха сложила перед собой руки:

— Пусть пошлет вам Господь богатство и долгую жизнь.

Мариула налила в пиалы крепкого чаю и вздохнула:

— Э–хе–хе… Какой чай! Душистый, с травами. Такого, как у меня, нигде не сыщешь.

Ведунья предложила отведать яств с подносов, расставленных на столе. Она осторожно пила ароматный чай и вдруг сказала:

— Какая ты, Ляля, ладная и пригожая! Да где же тебя Лука такую сыскал?

В ответ смущенная девушка прижалась к юноше, но ничего не сказала.

— Из табора она сбегла, — проглотив кусочек пирога, уточнил Лука.

— Что ж, пущай покуда у меня поживет. Чую я, что придут ужо за ней.

Лука во все глаза смотрел на старуху. А та молча пила чай, ожидая, когда гости перейдут к волнующей их теме разговора.

— Чую я, вокруг какое–то беспокойство назревает, — сказал наконец кузнец Архип, обращаясь к старухе. — Казаки недовольны…

— Чем же? — спросила Мариула.

— Бес их знает, — пожал плечами Архип. — Слыхал только, что волюшку казачью поубавить хотят.

— Хотят — знать, поубавят, — вздохнула старуха. — У них власть и сила.

— Так амператрица что обещала? — нахмурился кузнец.

— Она и передумать могла. — Мариула вновь наполнила пиалы и взяла из вазочки кусочек сахара: — Ну да будя. О том опосля говорить станем. Много будем о том говорить! Сейчас надо бы о девушке подумать. О судьбинушке ее незавидной.