Владимир Беляев - Священная война. Век XX

По дороге от Проценко к себе Сабуров зашёл в блиндаж к Бабченко. Как передали ему в штабе дивизии, Бабченко звонил и велел ему зайти.

Бабченко сидел за столом и трудился над составлением какой-то бумаги.

— Садись, — сказал он, не поднимая головы и продолжая заниматься своим делом.

Это было его привычкой — он никогда не прерывал начатой работы, если приходили вызванные им подчинённые. Он считал это несовместимым со своим авторитетом.

Сабуров, успевший уже привыкнуть к этому, равнодушно попросил у Бабченко разрешения выйти покурить. Едва он вышел, как ему навстречу попался воевавший в дивизии с начала войны командир роты связи старший лейтенант Ерёмин.

— Здравствуй, — сказал Ерёмин и крепко тряхнул Сабурову руку. — Уезжаю.

— Куда уезжаешь?

— Отзывают учиться.

— Куда?

— На курсы при Академии связи. Чудно, что из Сталинграда, но приказ есть приказ, — еду. Зашёл проститься с подполковником.

— Когда едешь?

— Сейчас. Вот катерок будет, и поеду.

Подумав, что если не его появление, то хотя бы приход явившегося прощаться Ерёмина заставит командира полка оторваться от писания бумаг, Сабуров вошёл в блиндаж вслед за Ерёминым.

— Товарищ подполковник, — начал Ерёмин, — разрешите обратиться?

— Да, — отозвался Бабченко, не отрываясь от бумаги.

— Еду, товарищ подполковник.

— Когда?

— Сейчас еду, зашёл проститься.

— Бумагу заготовили? — спросил Бабченко, всё ещё не глядя на Ерёмина.

— Да, вот она.

Ерёмин протянул ему бумагу.

Бабченко, всё так же не поднимая глаз от стола, подписал бумагу и протянул Ерёмину.

Наступило молчание. Ерёмин, переминаясь с ноги на ногу, несколько секунд постоял в нерешительности.

— Так вот, значит, еду, — произнёс он.

— Ну что ж. Поезжайте.

— Зашёл проститься с вами, товарищ подполковник.

Бабченко наконец поднял глаза и сказал:

— Ну что ж, желаю успехов в учёбе, — и протянул Ерёмину руку.

Ерёмин пожал её. Ему непременно хотелось сказать ещё что-то, но Бабченко, пожав ему руку и больше уже не обращая на него внимания, опять уткнулся в свою бумагу.

— Так, значит, прощайте, товарищ подполковник, — ещё раз нерешительно сказал Ерёмин и взглянул на Сабурова.

Взгляд у него был не то чтобы обиженный, но растерянный. Он, собственно, не знал, как будет прощаться с Бабченко и в чём будет состоять это прощание, но, во всяком случае, не думал, что всё произойдёт таким образом.

— Прощайте, товарищ подполковник, — в последний раз повторил он совсем тихо.

Бабченко не расслышал. Он прилаживал к сводке чертёжик и аккуратно по линейке проводил на нём линию. Ерёмин потоптался ещё несколько секунд, повернулся к Сабурову и, пожав ему руку, вышел. Сабуров проводил его за дверь и там, у выхода из блиндажа, крепко обнял и поцеловал. Затем он зашёл обратно к Бабченко.

Тот всё ещё писал. Сабуров с раздражением посмотрел на его упрямо склонённое лицо с начинающим лысеть лбом. Сабуров не понимал, как мог подполковник, который провоевал с Ерёминым год, вместе с ним рисковал жизнью, ел из одного котла, в случае нужды, наверно, спас бы его на иоле боя, — как он мог сейчас так отпустить человека. Это было то бесчувствие к людям и к судьбе их, после того как они выбывали из части, которое Сабуров с удивлением иногда встречал в армии. Сабуров так ощущал на себе эту боль, только что перенесённую Ерёминым, что, когда Бабченко, желавший узнать из первых рук, что делается в армии, наконец заговорил с ним, — Сабуров, против обыкновения, отвечал очень сухо, почти резко. Ему хотелось только одного: поскорее кончить разговор, чтобы Бабченко вновь уткнулся в свои бумаги и не смотрел больше на него так же, как он не посмотрел на уходившего Ерёмина.

Возвращаясь в батальон, Сабуров по дороге подумал: странная вещь — в том, что вдруг из Сталинграда в самые горячие дни человека брали учиться в Академию связи, несмотря на кажущуюся на первый взгляд нелепость этого, было в то же время ощущение общего громадного хода вещей, который ничем нельзя было остановить.

Дома, в батальоне, Сабурова ждал гость. За столом, против комиссара, сидел незнакомый худощавый немолодой командир, в очках, с двумя шпалами на петлицах. Когда Сабуров вошёл, оба поднялись.

— Вот позволь представить тебе, Алексей Иванович, товарищ Лопатин из Москвы, корреспондент центральной прессы.

Сабуров поздоровался.

— Давно из Москвы?

— Вчера утром был ещё на Центральном аэродроме, — сказал Лопатин.

— Ну, как там Москва без нас?

Лопатин улыбнулся. Скольких бы он ни встречал людей, ни один не мог удержаться от этого вопроса.

— Ничего, стоит, — ответил он той же фразой, какой всегда отвечал на этот вопрос.

— Кто вас к нам направил?

— Командир дивизии. Но мне ещё во фронте посоветовали заехать именно к вам в батальон.

— Ну? — удивился Сабуров. — Что ж вам там сказали про нас? Интересно всё-таки.

— Сказали, что вы отбили три дома и площадь и с тех пор за шестнадцать суток ничего не отдали немцам.

— Это верно, не отдали, — подтвердил Сабуров. — Если бы попали к нам дней семь-восемь назад, было бы интересней. А сейчас тихо.

Лопатин снова улыбнулся. Сколько раз он слышал эти слова: «Вы бы приехали к нам пораньше...» Людям всегда казалось, что самое интересное у них или уже было, или ещё только будет.

— Ничего, — сказал он, — посижу у вас, соберу материал. Это даже хорошо, что тихо, можно с людьми поговорить.

— Да, — согласился Сабуров, — тогда бы не поговорили.

Они посмотрели друг на друга.

— Ну, что про Сталинград пишут, что говорят вообще? — спросил Сабуров с жадностью человека, давно не видавшего газет.

— Много пишут, — ответил Лопатин, — а ещё больше думают... Недавно был на Северо-Западном, там многие просто изводятся. Считают, что здесь ад, и всё-таки подают рапорта, чтоб их послали сюда.

— Вы к нам надолго? — спросил Сабуров.

— Да нет, денька на два, а потом на южный участок...

— Правильно, — поддержал Сабуров, — там сейчас горячее.

— С кем посоветуете поговорить у вас?

— Ну с кем же?.. С Конюковым можно поговорить. Есть у нас такой старый солдат. По ротам можно сходить, Гордиенко — командир первой роты или хотя бы Масленников — мой начальник штаба, молодой, но очень хороший командир, — вам командиры тоже нужны?

— Конечно.

— Тогда с Масленниковым поговорите.

— Я с вами хочу поговорить, — сказал Лопатин.

— Со мной? Можно и со мной поговорить, только с батальоном познакомьтесь сначала. Командира батальона без этого не раскусишь. А что он сам про себя расскажет — дело второе... Сколько времени? — поглядел на часы Сабуров. — Четыре часа. Долго я провозился...

Надо спать. Мы вам завтра сюда койку притащим, а сегодня уж вы на пару с начальником штаба или с комиссаром. Положил бы с собой, но боюсь, что прогадаете.