Павел Северный - Сказание о Старом Урале

– Савва! Неужли взаправду мне помочь решишься?

– Ежели завтра не найдешь той калитки, тогда не верь мне, окаянному.

– Господи!

– А хозяина старого тебе, стало быть, не жаль?

– Сам-то он когда кого жалел?

– Разум он без тебя утеряет. Подумать страшно, что тут содеется!

– Новую, еще получше, сыщет.

– Баб-то много, знамо дело. Только такую не скоро сыщешь. Помогу! До мельницы сам провожу, а уж там не мое дело. Только бы, говорю, у Прокопа ума хватило.

Савва с сомнением осмотрел Сусанну с ног до головы. Покачал головой.

– Греховности в тебе на пятерых баб с лихвой хватит. Водятся же такие на Руси! Спокон веков. Одна вон какая была! Всею Русью было завертела. Не хвати у пучеглазого братца, Петра Ляксеевича, силенок в монастыре ее утихомирить, не таскали бы теперича наши бары поверх своих волос конские хвосты в пудре, да шелк на камзолы не переводили... Скоро побежишь?

– Когда время придет.

– Не раздумай. Не струсь. Ночку выбери вот такую же ветреную. Беги до поры, пока лист не опал. По пути всего бойся, пока за горбы Каменного пояса не выберешься. Страх разум светлит.

– А если про все, что сейчас говорили, завтра хозяину скажешь? Если нарочно прикинулся добрым? Тогда что мне будет?

– Зря с дельного на пустяк скачешь. Демидовых щенятами за собой водишь, а мне на слово поверить боишься. Аль не слыхивала, что на Руси иные душегубы перед смертью праведниками обертывались?

– Поверила, Савва.

– Перекрестись.

Сусанна исполнила просьбу собеседника.

– Вот так. А теперича на небо гляди. Ишь как облачка вольно бегут. Ничем не удержишь. Так и ты побежишь. Твоя неволя – мой грех. Пособил взять тебя в демидовскую клетку, теперича пособлю из нее вырваться. Прокопу вели в лесах почаще оглядываться.

– Выслеживают там?

– Не выспрашивай попусту. Скажи ему, пускай разом подается к Тагилу да у Марьиного омута свернет на дорогу в осокинские леса. Там, на берегу Пужливой речки поспрошает заимку Егора Сыча. Дружок мне. Жизнь ему даровал против демидовской воли. Велел мне его Никита навек успокоить, а я отпустил. Пожалел. За сказочку про жар-птицу. Вели Прокопу, как свидится с ним, примету заветную сказать. Такие слова произнесет: дескать, Савва, мол, велел сказать, что у щуки на зубок горошина накололась. Не позабудь! Лучше Егора никто тебя на волю отселя не выведет...

Спустившись с башни, Сусанна не зашла домой, решила тотчас же искать заветную калитку, а главное, ей хотелось заверить себя, что Савва – друг.

Все годы она присматривалась к старику. Всегда чувствовала его расположение. Он вызывал в ней доверие, казался, несмотря на свою страшную славу, самым человечным из ближайших демидовских подручных. И вот нынче она отважилась открыть ему свой заветный помысел.

На душе у Сусанны стало радостнее, как услышала, что Савва одобрил ее план, посулил ей помощь и предсказал удачу.

Она быстро шла по парку, тревожно шелестевшему листвой.

Танька и Машка, сидевшие возле пруда, не заметили ее в тенистой аллее. Она еще ускорила шаги, почти побежала. Вот и беседка с мраморной богиней.

Остановилась, отдышалась, огляделась по сторонам. При таком-то шуме ничье ухо не уловит осторожных шагов.

Она стала спускаться в лог, поросший соснами, кустарником, папоротником, крапивой. Изжалила руки, но больше всего заботилась, чтобы не оставлять заметных следов в зеленой поросли...

В логу полумрак. Пересвистываются птички. Здесь над головой уже не шелест листвы, а тихий шорох высоких крон, хотя ветер сильно мотает вершины сосен. Сусанна натыкалась на мочажины родничков, обходила их по склону. Идти становилось все труднее. И вдруг нежданно – бревенчатая стека. Нижняя половина покрыта бархатистым зеленым мхом-ползуном. Выше вся стена в грибках. Впереди вдоль стены видны заросли бурьяна. Пошла к ним, спугивая ночных мотыльков. Пробиралась вдоль стены и скоро увидела то, что так стремилась увидеть, – калитку! Узкую, как лаз, и совсем низкую – не нагнувшись, не пройти. Савва сказал правду.

Сусанна прижала ладони к лицу, остужая жар щек. Вот они, ворота в новую жизнь. Только эта калитка отделяет настоящее от будущего, от свободы...

Какая-то пташка выпорхнула рядом, и Сусанна опомнилась. Ведь пока она здесь, и калитка еще не позади. Нужно удвоить осторожность; чем ближе долгожданный миг побега, тем отчетливее рисуются его подробности; чем больше людей втянуто в подготовку дела, тем больше угроза разоблачения. Значит, выжидать, притворяться и готовиться изо дня в день. Этот путь к калитке она решила запомнить так, чтобы уверенно пройти его даже в темноте...

Возвращаясь по откосу лога к беседке, она, сама не зная почему, вспомнила детство в родном Чернигове. Там тоже был такой поросший разнотравьем лог за родительским домом на окраине. Но достатка в доме не было, мира семейного – тоже: родители вечно ссорились друг с другом. Отец был купцом незадачливым, срывал злость на домочадцах, которые частенько перебивались с хлеба на квас. А потом, очень рано, девочка по удивленным взглядам встречных стала догадываться о выпавшем на ее долю даре красоты. Дар был так велик, и девушка воспользовалась им так умело, что он привел ее в Москву, сделал женой богатея, открыл много дверей...

Акинфия Демидова она повстречала впервые в столичном доме. Поняла, что лишила его покоя. Из-за нее он зажился в Москве, зачастил в их дом, завел было с мужем торговые дела. Демидов всегда заводил при ней разговор о диковинном Каменном поясе, завлекая собеседницу и мужа рассказами о богатстве и удовольствиях уральской жизни. Потом Демидов стал приносить подарки, говорил, что они, мол, тоже уральские.

Сусанне нравилось внимание богатейшего заводчика, о котором по всей Москве ходили небылицы, передаваемые шепотом. Постепенно приручив мужа, прибрав его к рукам, Демидов стал наведываться и в отсутствие супруга Сусанны. Уже тогда он жарко уговаривал ее бросить мужа и тайком уехать с ним в его уральские вотчины. Сусанна отказалась наотрез и стала избегать Демидова. Тогда тот обратил все в шутку и уговорил мужа заняться торговлей на Урале, суля неслыханные барыши в Невьянске. Когда до завода оставалось уже совсем немного...

Тут произошел самый страшный перелом в ее судьбе, но теперь она верила, что невьянской полосе жизни скоро навсегда настанет конец.

Солнце уже село, когда Сусанна вышла к беседке с греческой богиней. Она мысленно сравнила себя с этой женщиной, решила, что Демидову пришлось бы долго колебаться в выборе между этой холодной и идеальной красотой богини и живой греховной красотой Сусанны... Потом тщательно осмотрела сарафан, нет ли на нем где подозрительных пятен, зелени или грязи, и пошла к дому.