Дэвид Кертцер - Похищение Эдгардо Мортары

Сатанинская месса строилась как вывернутая наизнанку католическая месса. Точно так же и пресловутая predica coatta выворачивала наизнанку священные иудейские обряды. По субботам утром раввин в синагоге комментировал отрывок из Торы, выбранный для чтения в этот день. А после обеда, в три часа дня, евреи строем отправлялись в ближайшую церковь, чтобы услышать, как католический священник берет тот же самый отрывок за основу собственной проповеди, переворачивая вверх тормашками толкование раввина.

И вот тут-то пригождался выкрест — особенно поднаторевший в иудаизме, а значит, способный без труда цитировать отрывки из священных книг на иврите. Жители гетто с отвращеньем бормотали себе под нос проклятья, когда их бывший собрат, оживленно жестикулируя, рассуждал о ложности их религиозных верований и уговаривал их узреть истинный свет. Далеко не благосклонные слушатели прекрасно понимали, что жалованье их бывшему единоверцу, как и «охраняющему» их полицейскому патрулю, сдерут с них же самих, обитателей гетто, да и Дом катехуменов тоже содержится на их кровные денежки [71] Истолкование predica coatta как перевернутого ритуала предложила Анна Фоа в статье «Il gioco del proselitismo: Politica delle conversion e controllo della violenza nella Roma nel Cinquecento», в книге Michele Luzzati, Michele Olivari, ed Alessandra Veronese, eds., Ebrei e Cristiani nell’Italia medievale e moderna (1988), с. 156. Ранее евреям уже пытались навязывать predica coatta — это было в XIII веке. О более ранней истории этой практики см. Milano, Storia degli ebrei ; Volli, Breve storia . .

Случаи, когда детей насильственно помещали в Дома катехуменов, как это произошло с Эдгардо, производили очень сильное воздействие на итальянских евреев, но все-таки большинство поступали туда добровольно. Дети, попадавшие туда, как правило, просто следовали за родителями. Еврейские женщины оказывались устойчивее к соблазнам обращения, чем мужчины, и в тех случаях, когда мужья поступали в Дом катехуменов без жен, часто возникали споры из-за участи их детей. Впрочем, такие споры всегда решались в пользу мужчин.

Как и другие понтифики, Бенедикт XIV — папа римский, правивший в середине XVIII века, и бывший архиепископ Болонский, — уделял большое внимание деятельности римского Дома катехуменов. Обращение иудеев в христианство являлось великим благом, однако сам этот процесс требовал пристального наблюдения. В частности, широко распространившееся поверье, гласившее, что всякий, кто крестит еврея, обеспечит себе духовную награду на будущее, часто приводило к злоупотреблениям, и папа знал об этом. Один из таких случаев привлек к себе его внимание в 1746 году.

Один католик по имени Антонио Вивиани зашел в римское гетто и пробрался в дом Перлы Мизани. В это время ее дети — три дочери, старшей из которых было девять лет, и двенадцатилетний сын — сидели дома одни. Вивиани достал склянку с водой, которую принес с собой, и разбрызгал ее над головой старшей девочки, произнося формулу крещения. То же самое он проделал с другими девочками, но до мальчика не успел добраться: кончилась вода. Потом всех трех девочек забрали в Дом катехуменов, и у матери остался только один ребенок — сын.

Действия Вивиани были, бесспорно, незаконными, потому что церковная политика ясно гласила: еврейских детей, находящихся на попечении родителей, нельзя крестить без родительского разрешения, если только над ребенком не нависает явная угроза смерти. Епископ, доложивший папе об этом деле, сообщил ему о мерах, какие приняты для наказания Вивиани. Однако церковь, хотя сама называла такое насильственное крещение противозаконным, тем не менее признавала его действительным. Те три девочки отныне считались христианками и не могли вернуться к матери в гетто [72] Gemma Volli, «Papa Benedetto XIV e gli ebrei», Rassegna mensile di Israel, 22 (1956): 215. .

Евреям, которые поступали в Дом катехуменов по собственному желанию, но потом передумывали, позволялось уйти, так и не приняв крещения. Однако сама атмосфера, царившая в этих заведениях, не поощряла подобного отступничества. Успех операции во многом зависел от разрыва отношений неофита с его родней и другими евреями, а потому церковь постоянно издавала указы, воспрещавшие евреям приближаться к Дому катехуменов. Эдикт 1705 года грозил тремя ударами плети и штрафом каждому еврею, который посмеет подойти на сто шагов к такому учреждению или, пускай даже с большего расстояния, попытается привлечь внимание кого-нибудь из его обитателей, выглянувшего в окно. Подобные запретительные меры все еще оставались в силе и в середине XIX века. Незадолго до того, как Эдгардо попал в римский Дом катехуменов, одного еврея арестовали за то, что он стоял неподалеку от здания и пристально смотрел на неофита, стоявшего у окна [73] Roberto G. Salvadori, Gli ebrei toscani nell’età della Restaurazione (1993), pp. 107, 146n29. .

Когда бригадир Агостини доставил Эдгардо к дверям Дома катехуменов, мальчик попал в совершенно новый, незнакомый мир, покрытый тайной для прочих евреев, остававшихся снаружи. В отличие от других евреев, допущенных в это заведение, Эдгардо прибыл сюда не для крещения: ведь его уже крестили в младенчестве. Но, как и остальным, ему предстояло перешагнуть пропасть, разделявшую два мира. Войдя сюда евреем, он должен был уйти католиком. На директора была возложена задача: наставить шестилетнего ребенка в основных постулатах его новой религии и тем самым сделать из него нового человека. Когда пребывание Эдгардо в Доме катехуменов привлекло столь нежеланное общественное внимание, а само право церкви удерживать его там стало подвергаться яростным атакам, работа директора сделалась еще более важной и неотложной.

Выдающийся документ середины XVIII века проливает свет на особенности внутреннего устройства Дома катехуменов, в том числе и на ряд методов, которые применялись там для обращения евреев. Это свидетельство Анны дель Монте, молодой еврейки из римского гетто, записанное сразу же после ее освобождения из Дома катехуменов. Анна рассказывает о тех двенадцати днях, которые она там провела.

Мучения Анны начались однажды в воскресенье, сразу после окончания Песаха, когда к ней в дом ворвался отряд полицейских. Ее силой усадили в фургон и повезли прямиком в Дом катехуменов. Там ее встретила настоятельница. Она отвела девушку в маленькую комнатушку, заперла дверь снаружи и ушла.

Анну выдал полиции недавно крестившийся еврей Саббато Коэн, который хотел на ней жениться. Саббато заявил начальству Дома катехуменов, будто Анна пообещала выйти за него замуж (и сама Анна, и ее родня горячо оспаривали его утверждение) и будто она сообщила ему о своем тайном желании последовать его примеру и обратиться в христианство. Этого оказалось достаточно, чтобы клирики отдали приказ схватить девушку. В подобных обстоятельствах законы инквизиции предписывали директору Дома катехуменов за двенадцать дней выяснить, насколько искренне желает креститься потенциальный неофит. В конце этого испытательного срока, если еврей упорствовал в желании остаться иудеем, ему позволялось уйти, хотя, конечно, такой день церковь считала несчастливым.