Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Простите, Грант, но главное уже было.

— Ошибаетесь, то было важное, а теперь — главное. Перед самым десертом Пюше под влиянием выпитого либо из хитрости вдруг разоткровенничался и сообщил нам под большим секретом, что в ближайшее время американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра высадятся в Северной Африке. А это, по его мнению, может стать началом окончания войны. И, как заметил мой босс, наверняка станет концом Пюше. Французы повесят его как коллаборациониста.

— Если Германия проиграет войну, повесят не только Пюше.

— Вот тут вы правы, Виталий, веревки на всех хватит. А пока я позволю себе закончить эту пикантную историю, которая наверняка будет адмиралу небезразлична.

— Итак, — начал говорить Грант.

Но тут за окном послышался нарастающий рокот мотора приближающегося автомобиля. — Сытого «уполномоченного» повезли в город! — без должного пиетета прокомментировал Грант.

Гости и хозяин не спеша переместились из-за стола к окну. Грант оказался прав. Старательно цепляясь колесами за булыжники мостовой, из-за поворота выехал знакомый «Мерседес» с открытым верхом и, не проявив особой резвости, стал осторожно спускаться вниз. Водитель вцепился обеими руками в руль, старательно выбирая наиболее гладкий и ровный путь, дабы не сотрясать излишне тело сидевшего позади него руководителя германской тайной полиции — гестапо — Рейнхарда Гейдриха.

К сожалению, нынешние чины мало интересуются прошлым своих хозяев, им вполне достаточно быть в курсе их каждодневных привычек. Если бы шофер знал, что сидящий за его спиной начальник начинал свою карьеру службой на флоте, где умение перемещаться по уходящей из-под ног палубе является одной из первых дисциплин молодого моряка, то отнесся бы более спокойно к тем незначительным сотрясениям, которым подвергался «Мерседес» при движении по ровной мостовой. И уж точно не стал бы так усердно лавировать по могучим булыжникам, уложенным, как говорил поэт, «еще рабами Рима».

Сам Гейдрих не любил вспоминать о своей, скажем так, не сложившейся судьбе на флоте. Из-за слабого здоровья и дребезжащего фальцетом голоса сослуживцы дали ему кличку «Козел». Если бы не абсолютная поддержка командира учебного судна «Брауншвейг» Канариса, на котором служил Гейндрих, жизнь его превратилась бы в бесконечную цепь физических и моральных страданий. В целом же ничего, кроме горечи во рту от примитивной пищи и не менее примитивного окружения, у него от этого периода жизни не осталось. Зато теперь он нередко вспоминал утренние прогулки верхом с адмиралом Канарисом по лесным дорожкам в Груневальде — в ту пору оба они жили в южной части Берлина на Доллештрассе и оба возглавляли жестко конкурирующие германские разведки: адмирал Канарис военную — абвер, Гейдрих политическую — гестапо.

Во время одного из таких выездов адмирал неожиданно поинтересовался:

— Скажите, Рейнхард, вы никогда не сожалеете о том, что вам пришлось покинуть флот?

— Чтобы добиться успеха на флоте, надо пролить много пота, который дурно пахнет.

— А в контрразведке много крови…

— Верно. Но кровь чужая, а пот — собственный. Так что флот не для меня.

Жизнь учила Гейдриха, что для достижения успеха важны не усердие и талант, как твердил отец, а правильный выбор места, времени и нужного в тот момент человека. Последнее — чистой воды тотализатор. Надо поставить на лошадь, которая придет в заезде первой, но желательно сделать это до того, как ее выведут из конюшни.

Он, Гейдрих, в своих расчетах оказался успешным, войдя в первую десятку, если не в пятерку правителей Рейха и продолжает расширять свою империю, поглощая бессмысленно болтающиеся под ногами различные службы. Конечно, вершиной его усилий могло бы стать вхождение в имперскую безопасность аналогичной, мощной военной службы абвера, но есть несколько «но».

Первое: абвером руководит в прошлом добрый наставник из далеких времен службы на флоте адмирал Канарис, жену которого регулярно навещает Гейдрих, и тем чаще, чем усерднее его собственная жена погружается в процесс деторождения. Естественно, интимная сторона их общения скрыта под плотной вуалью романтической страсти обоих к совместному музицированию на струнных инструментах, чему общественная мораль может только аплодировать. Кстати, в заключении об увольнении Гейдриха из военно-морских сил, подписанном командующим ВМС Германии адмиралом Редером, приводилась единственная причина: «недостойное поведение», которое заключалось в том, что офицер Гейдрих отказался заключить брак с помолвленной с ним невестой. Известно, что настоящие мужчины допускают ошибку лишь однажды, чтобы больше ее не повторять. Поэтому отныне Гейдрих предпочитает общаться лишь со свободными женщинами, которые взамен не требуют ничего, кроме денег. Однако еще лучше с замужними дамами, которые и сами готовы платить за удовольствие. Конечно, через доброе в прошлом отношение к нему Канариса и трепетную близость с женой Эрикой можно было бы легко перешагнуть — если бы не Гитлер, который, хоть и относится весьма прохладно к адмиралу, но не желает какой-либо конфронтации с армией. И фюрер в управлении своими вассалами искусно применяет проверенный древнеримский принцип «Разделяй и властвуй», а потому в его планы не входит уничтожение одной из двух противостоящих сил. А выступать против воли фюрера пока приходит в голову не многим и не часто. В конце концов, адмиралу уже исполнилось пятьдесят пять, а Гейдриху всего тридцать восемь, и у него в отличие от адмирала есть еще очень много времени для доведения совершенствования своей карьеры и искусства общения с замужними дамами.

То был последний и роковой просчет в калькуляциях руководителя службы имперской безопасности.

Гейдрих снял головной убор, положил на сиденье рядом и продолжил приятные размышления о том, как удачно складывается его жизнь, но тут шофер резко затормозил. Перед лобовым стеклом машины у мелькнула фигура мужчины в каком-то сероватом спортивном костюме. Гейдрих поднялся во весь рост в открытой машине, словно готовился принимать парад, затем шагнул на мостовую и оказался лицом к лицу с человеком, целившимся в него из пистолета. Далее все происходило, как во сне: мужчина отчаянно жал на курок, но выстрела не следовало. Гейдрих выхватил из кобуры парабеллум и поднял его почти на уровень головы целившегося в него, как раздался взрыв, и кто-то в тот же момент выдернул из-под него площадку, на которой он стоял, широко расставив ноги. Панорама домов с окружающими их деревьями перевернулась вниз головой и стала медленно удаляться, пока не исчезла совсем, поглотив заодно и освещение.