Сергей Карпенко - Врангель. Последний главком

А как не мотаться с одного участка на другой? Дивизия работает на огромном фронте. И пришлось раздёргать её не на бригады даже, а на полки. В итоге они сплошь и рядом действуют совершенно разрозненно... Ещё страшнее другое: сам он лично от боя далеко, имеет только общее руководство, что называется «от стола». Как будто он не строевой начальник, а последний «момент»... Вторая неделя пошла, как он в дивизии, а ещё не всем полкам нашёл время смотр сделать и не все казаки в лицо его видели. Но самое страшное — ни разу не водил людей в атаку. Вот позорище!

Сказано же в Строевом кавалерийском уставе: «Личность начальника имеет в коннице первостепенное значение». Ему надо в бою командовать, а не наезжать в части время от времени «на гастроли» — выступать перед строем и беседовать с офицерами на манер «главноуговаривающего» Керенского...

Дивизия должна не просто побеждать, но побеждать благодаря именно его навыкам быстро и хладнокровно разбираться в обстановке. Именно его находчивости и способности решаться на самые смелые предприятия и приводить их в исполнение. Именно его твёрдой воле и умению передать всем подчинённым, от командиров полков до каждого рядового казака, непоколебимую решимость сойтись с противником грудь с грудью, смять его конём и зарубить. И благодаря его храбрости в атаке. Личной храбрости, чёрт возьми!

Только тогда он станет для казаков богом. Только после этого — и никак не раньше! — он сможет приказывать им всё, что угодно. Уж в этом-то отношении он казаков за Японскую и Великую войны изучил предостаточно.

И ведь можно бы уже. Обзавёлся лошадью с казачьим седлом и кривой кавказской шашкой. Испокон веку вооружены такими кубанцы. Удачно, старую драгунку, с которой так много связано славных дел, отправил с оказией Олесиньке на сохранение. Дело стало за обмундированием: нужны папаха, черкеска, бешмет, чувеки... Что б никакой фуражки и никаких сапог со шпорами! Да, ещё кинжал кавказский, с серебряной отделкой. Такой кинжал может дорого стать...

Спасибо Александру: разбирается в людях и обстоятельствах. И тактичен, и убедить умеет. Объяснил между делом, как важно переобмундироваться на казачий манер. Не для себя — для казаков... И тем, кстати, показал, что воспринимает его не как временно командующего, а как начальника дивизии. А уж утверждение в должности — вопрос формальный и решится в ближайшие дни. Всё-таки исключительно повезло с начальником штаба. Поскорее бы только встал с постели.

И поскорее бы собрать, хотя бы с эскадрон, офицеров регулярной кавалерии. Первых, только что вступивших в Добровольческую армию, штаб уже прислал. Почти все они служили в Ингерманландском гусарском полку. Среди них обнаружился и корнет князь Голицын, кавалергард, младший брат старого товарища по гвардии, расстрелянного большевиками в Киеве... Назначать их в строй — глупо: казаки не примут и в бою подведут... Только погибнут зря. Самое умное — подержать при себе, поберечь... Поначалу хотя бы ординарческий взвод из них сформировать. Лишь бы не унижаться перед Романовским и Сальниковым: не хлопотать о введении новых должностей в штабе...

— ...Ещё молимся о Богохранимой стране-е нашей, властях и воинстве ея, да тихое и безмолвное житие поживё-ём во всяком благочестии и чистоте-е.

— Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй...

Перекрестился машинально. Огляделся исподволь: всё больше старики. Молодых — на благодарственном молебне по случаю освобождения их было предостаточно — почти нет. И лица не такие просветлённые, как тогда. Нет той радости и воодушевления. А чего же вы хотели, господа казаки? За избавление от большевистского ига платить приходится дорого... Не только зерном, фуражом и лошадьми, но и жизнями...

И совсем не видать хохлов. Ни в храме, ни на улице — ни одного чёрного картуза с лакированным козырьком, ни одной цветной атласной рубахи, ни одной пары сапог... А ведь из полутора десятков тысяч жителей Петропавловской иногородних — больше половины. Кто не отступил с большевиками и кому посчастливилось спастись от казачьих пуль и шашек, прячутся по домам. Ежели дома не сожжены, конечно... Боятся мести казаков. Ещё бы... Станичное правление усердствует будь здоров: ежедневно выносит смертные приговоры за причастность к большевизму и тут же решает арестовать ещё кого-то. Каземат при правлении забит под завязку... А атаман за ужином все списки подсовывает, кого комендантской команде следует арестовать, а кого расстрелять. Никакой уверенности в справедливости этих приговоров нет... Но нет и нормальных судов. А тыл от враждебных элементов очищать надо, и самочинный станичный суд, как ни крути, в любом случае лучше самосуда толпы. Так что хочешь не хочешь, а приходится приказывать.

Понятно, почему петропавловские казаки особенно лютуют: совесть очищают. Ведь сам «главковерх» Сорокин — коренной казак этой станицы. Из хорошей, говорят, семьи. Окончил в Екатеринодаре военно-фельдшерскую школу и за войну дослужился до сотника. И родни у него тут до чёрта. Даже помощник станичного атамана — его младший брат. Станичниками избран, хотя в чине приказного всего-навсего. Докладывают, ужасно услужливый и много помогает полкам в доставке довольствия и фуража...

В общем, авторитет у станичников Сорокин имеет немалый. Потому-то и ушли с ним не только хохлы, но и немало часть молодых казаков, что явились по его приказу о мобилизации. И теперь — пожаловался атаман, а Гаркуша подтвердил — на гумнах и во дворах много хлеба брошено необмолоченным, от дождей уже пророс новыми побегами. Пришлось, как подсказал младший брат «главковерха», через станичный сбор распорядиться обмолотить его на долевых началах: одна доля в пользу работавших, другая — в пользу станицы. Последняя и пойдёт на снабжение дивизии...

Так что сотник Сорокин, которого в штабе армии презрительно именуют «фельдшером», немало ещё хлопот доставит. Умно поступают дивизионные разведчики, что все бумаги и слухи о нём собирают: перетряхнули дом и станичное правление, опрашивают бывших сослуживцев, соседей и всех, кто близко знал его. У Баумгартена папка целая образовалась... Не забыть, кстати, свечку поставить во здравие раба Божия Александра.

Только как бы не опоздал с выздоровлением: отношения с «моментами» из штаба армии обострились до крайности... Хотя за рамки приличия ещё не вышли. Но телеграммы, присылаемые из Екатеринодара Романовским и Сальниковым, так и дышат сомнениями в его способности командовать... Кто же задаёт этот тон? Сам Романовский? Или Сальников? Или некто, кто претендовал на должность начальника 1-й конной, кого он обошёл? Так или иначе, интриг теперь не оберёшься... Что же там у них творится, в штабе армии? Может, попросить Олесиньку справиться у Апрелева, что там и как? Умная мысль.