Сергей Карпенко - Врангель. Последний главком

Обогнув хвостовой вагон, прямо через пути направился к автомобилю, оставленному у пакгауза. Провода, натянутые между столбами, сильно раскачивались, а кое-где висели безжизненно, оборванные.

Осторожно переступая через них, он вдруг ярко припомнил, с каким обострённым интересом всматривался в него Деникин. Впервые, это точно. Во время прежних двух встреч было по-другому: даже когда смотрел прямо в глаза, оставалось непонятным, мысли его тоже прикованы к тебе и твоим словам или унеслись куда-то. Куда вот? К молодой жене и будущему первенцу? Апрелев поведал Олесе, что та в положении. Не потому ли он на таком подъёме нынче? Любопытно, каково почувствовать себя отцом, когда давно пора быть дедом...

А может, к Филимонову с Бычом? Ясно как Божий день: с кубанской властью у Добровольческой армии — не любовь и даже не брак по расчёту, а вынужденное сожительство. Ежели Деникин — такая тряпка, что не в силах справиться с самостийниками, всё рано или поздно кончится разрывом. И разрыв этот, пока Кубань — её единственная база, станет для армии смертью... Нет, Корнилов не допустил бы такого безобразия... Слева на Ставрополь будет наступать правдолюбец Дроздовский. Непременно — или до атаки, или уже в городе — нужно с ним встретиться. Накопилось что обсудить.

За спиной Врангеля протяжно просвистел паровоз, зашипел пар, лязгнули буфера...

...Поезд неспешно набирал ход. Уплывали назад телеграфные столбы с шишечками изоляторов, торчащих рядами на поперечных перекладинах. Деникину подумалось, что они вполне походили бы на усевшихся птиц, если бы не их яркая белизна.

— Ну, как вам, Антон Иванович, наш горский казак?

Деникин медленно отвернулся от окна. Угрюмость так и не сошла с его бледного лица.

— По-моему, хорош... Не находите, Иван Павлович?

— Если вы о черкеске, газырях и кинжале — нахожу вполне. — Романовский, упёршись одной рукой в приставной столик, бегло просматривал сводки из штабов дивизий, полученные телеграфистами перед отходом. — Но что касается душевных качеств...

— А что?

— Как-то быстро он, знаете, изменился: держит себя так, словно мы у него в неоплатном долгу. По этой части он, пожалуй, и Дроздовскому не уступит... Хотя самообладания, конечно, куда больше.

— Полноте, Иван Павлович... Не будем слишком придирчивы... — Деникин глянул на Романовского с лёгкой укоризной. — Куда важнее, что он лёг казакам на душу.

Вагон всё сильнее качало на стыках. Деникин опустился на диван, глубоко провалившийся под ним. Как раз на то место, где сидел Врангель.

— Так-то оно так, Антон Иванович, но как бы это не превратилось в лишнюю пару вожжей для его честолюбия.

Романовский остался при своём мнении, но тон смягчил. Меньше всего ему хотелось испытывать на прочность душевное равновесие близкого человека. В конце концов, это его, начальника штаба, забота — брать на себя улаживание дрязг и одёргивать начальников дивизий, когда те переходят грань дозволенного. Главнокомандующего никакая грязь касаться не должна.

— Поживём — увидим, Иван Павлович... Но греха таить нечего: Покровский и Шкуро, как бы хорошо ни воевали, в любой момент способны угостить нас таким сюрпризом, что будь здоров... На них мы до конца положиться не можем. А Врангель, даст Бог, возьмёт в руки кубанскую конницу. Не только части, но и начальников.

— Будем надеяться.

Оторвавшись от сводок, Романовский ободряюще улыбнулся Деникину. Кому, как не ему, понятны тревоги главкома. Полгода висит над армией дамоклов меч: угроза альянса Скоропадского, Краснова и Быча, направленного не только против большевиков, но и против них. Теперь судьба этот меч отводит: уйдут немцы, союзники или приберут к рукам, или вовсе уберут Скоропадского и Краснова, исчезнет угроза отрыва Украины и Дона от России. Но кубанская заноза засела слишком глубоко, и вытащить будет не так-то просто. Да тут ещё проходимец Покровский в лекари напрашивается...

— Может быть, следовало, Иван Павлович... прямо сказать Врангелю, что именно Покровский предложил мне перевешать Раду?

— Да нет... Незачем ему знать лишнее.

Врангель остановил кабардинца на опушке низкого редкого леса, по краям обросшего кустарником.

Ни огонька, ни звука — Ставрополь словно вымер. И саван из сумерек и тумана плотно накрыл и его, и гору, на которой он выстроен... Лишь изредка над центральной частью тускло вспыхивают разрывы шрапнели. И, опаздывая, долетают сначала хлопки, а потом, откуда-то с северной окраины, приглушённый гром орудийных выстрелов... Не иначе работают батареи Боровского... Неожиданно застучали, резко и зло, пулемёты. Это ближе — на участке Дроздовского. Странно, артиллерия красных отмалчивается...

Продрог, но никак не хотелось возвращаться в немецкую колонию Иогансдорф — к теплу и горячему чаю, — не увидев города. Досада какая! Отсюда Ставрополь должен просматриваться до центральных кварталов... Словно Град-Китеж... Хотя нет, наоборот всё: он явился освободить город, а тот вознёсся в небеса. И с погодой творится чёрте что...

...Ледяной ветер с севера выдохся. Задувший ему на смену тёплый юго-западный принёс обложной дождь. Особенно сильно он лил в самое неподходящее время — на марше или при атаке. А на утренних и вечерних зорях всё вокруг заволакивал парующий туман. Сырость оказалась не лучше стужи: проникала не только под черкеску, но даже в чувяки.

Однако идти коннице стало легче: на плоскогорье, где к чернозёму примешаны глина и щебень, овраги помельчали, а потому грунтовые дороги выровнялись и не раскисали, как на Кубани.

Красные, разбитые и подавленные, сопротивлялись слабо. Сенгилеевскую удерживать не стали и, прикрывшись конными арьергардами, отступили к Ставрополю.

Нынешним утром полки 1-й конной дивизии подошли к городу и за светлое время заняли позиции против его западной и северо-западной окраин, справа и слева от искусственно насаженного леса.

На правом фланге 2-я бригада Топоркова вошла в соприкосновение с частями Казановича в районе села Татарка. На левом — бригада Чекотовского установила связь с 3-й дивизией Дроздовского, позиции которой протянулись от северной оконечности леса к железнодорожной ветке на Кавказскую. 1-ю бригаду — её временно командующим, недолго поколебавшись, Врангель назначил не Муравьёва, а Бабиева — оставил в резерве и сосредоточил в колонии Иогансдорф, укрыв от глаз противника лесом. И сам остался с ней.

По сводкам от соседей, все дивизии после полудня сомкнули фланги, завершив тактическое окружение Таманской армии и прочих частей противника. Основные силы таманцев, если верить разведке, расположены против Дроздовского. По этой причине стык между его дивизией и 3-й внушал Врангелю некоторые опасения.