Дмитрий Пучков - Войны конца Российской империи

Д. Пучков: Я все время думал – что ж такое, елы-палы?

Б. Юлин: Они отличались маленьким силуэтом, чтобы сложнее было попасть, высокой скоростью – ну насколько получалось, полным практически отсутствием бронирования, маленькой мореходностью, маленькой автономностью. Эсминцы еще могли действовать в открытом море, а мелкие миноносцы годились только для прибрежных операций. Они назывались эскадренными потому, что могли сопровождать в море эскадру. Их основное вооружение – торпеды. Наш стандартный миноносец, допустим, имел торпеды и пару маленьких скорострельных пушек, развивал скорость где-то 20–24 узла. Водоизмещение эсминца – уже не 100–150 тонн, как у миноносцев, а от 250 до 350 тонн. Их обычная скорость – 24–26 узлов, вооружены были одной пушкой 75 миллиметров, 3–5 малокалиберными пушками и имели по 2–3 торпедных аппарата, чем тяжелее – тем с более крупнокалиберными торпедами. Это уже довольно серьезная угроза для вражеских кораблей. Эсминцев на начало войны у нас было 24, у японцев – 19. Миноносцев у нас было 10 штук, у японцев – около 30, довольно много. Остаются минные заградители, вспомогательные крейсера и так далее – они уже не настолько определяют мощь флота. Эсминцы, миноносцы, крейсера и броненосцы в это время относились к так называемым основным классам, по ним мерилось соотношение сил.

Мы с японцами были примерно равны по броненосным силам: броненосных кораблей у японцев больше, но в основном за счет крейсеров, а эскадренных броненосцев – на один меньше. Бронепалубных крейсеров у японцев больше намного, а по легким силам, по минным силам у Японии превосходство уже почти двойное. Учитывая, что Япония находится рядом с нашими крепостями на Дальнем Востоке, превосходство в легких силах было достаточно неприятным. Но гораздо неприятнее было другое: большая часть наших сил находилась в Порт-Артуре, в Желтом море, а меньшая – во Владивостоке, в Японском море. А посередине лежала Корея, этакий огромный мыс между этими двумя базами, то есть взаимодействовать наши силы флота практически не могли. Японская основная база «Симоносеки» стояла четко напротив южной оконечности Кореи. Вернее, их было две – «Симоносеки» и «Сасебо», но находились они рядом и могли с удобством действовать и против Порт-Артура, и против Владивостока, не разделяя сил.

Так как в Японии боевые действия не проходили, то японские крепости можно не упоминать. У нас на Дальнем Востоке имелись две первоклассные крепости. «Первоклассные» – это не красивое название: Порт-Артур и Владивосток официально являлись крепостями 1-го класса. Владивосток был уже полностью достроен, Порт-Артур находился вроде бы в довольно высокой степени готовности, но с точки зрения основных новейших укреплений – фортов и внешних – был готов достаточно слабо. Куропаткин в 1903 году докладывал, что крепость полностью готова, может отразить любой штурм, но из шести фортов в это время достроен один, частично готовы два, из пяти долговременных укреплений закончены – ноль, частично готовы – два. Например, форт № 6 был даже не размечен на местности, просто по карте строители могли показать, где он будет стоять. К началу боевых действий в Порт-Артуре на сухопутном фронте стояло 8 орудий из положенных почти 400. Владивосток в этом плане был оснащен лучше, но тоже не на 100 %. Но все же крепости были достаточно мощными, и с Порт-Артуром японцам потом пришлось повозиться. Вот с чем стороны подошли к войне.

Д. Пучков: Что-то как-то мы не очень активно китайцев грабили – крепость нормальную поставить не могли. Что это такое?

Б. Юлин: Да нет, поставить-то могли, но… Сейчас, например, строится стадион «Зенит Арена». Его что, технологии не позволяют закончить?

Д. Пучков: Миллиард за миллиардом, да.

Б. Юлин: Вот в Порт-Артуре было то же самое – воровали. То есть по отчетности все хорошо – на месте нету.

Д. Пучков: Немедленно вспоминается: на Кубе в Гаване какая-то испанская супер-пупер-крепость обошлась в такие деньги, что когда королю Филиппу в Испании сказали цену, он закричал: «Дайте мне подзорную трубу – за такие бабки ее отсюда должно быть видно!»

Б. Юлин: С Порт-Артуром в значительной мере получилось так же. Воровство там было потрясающее: например, постоянно воровали цемент, из-за этого в растворе было много песка, и иногда руками удавалось отломить угол бетонного каземата. Воровали не только при строительстве крепости, воровали в принципе везде. Кроме того, к военной подготовке подходили странно. Например, Куропаткин отмечал, что японцы плохо готовы, потому что бездуховны, то есть учатся любить Родину, императора и сражаться, а нужно верить в Бога. Поэтому на деньги военного ведомства, которых и так постоянно не хватало – тормозилась постройка крепостей, дорог, кораблей, – Куропаткин построил 51 церковь.

Д. Пучков: Молодец! Православные, честные люди, все как следует.

Б. Юлин: Куропаткин как раз с этим очень серьезно носился.

И наконец, о взрывчатке и снарядах. Ходит масса мифов о чудесной японской шимозе. На самом деле это, как уже говорилось, всего лишь японский вариант лиддита, это пикриновая кислота. Она не так уж сильно отличается от использовавшегося в русской армии и флоте влажного пироксилина, который тоже является высокобризантной взрывчаткой. В этом отношении мы ничуть не уступали японцам, в какой-то мере даже превосходили их: японцы чаще использовали боеприпасы с дымным порохом, чем мы. Вторая частность, которую потом всерьез объявляли чуть ли не причиной поражения в войне, – у нас были более легкие снаряды, чем у японцев. 12-дюймовый снаряд на японском броненосце весил 380 кг…

Д. Пучков: Солидно!

Б. Юлин: А наш – 330 кг. На самом деле это было связано как раз таки с тем, что пробил адмирал Макаров, когда был начальником Артиллерийского управления флота. Исходя из небольшой дистанции боя он предложил облегчить снаряды, чтобы обеспечить большую начальную скорость и настильность траектории на коротких дистанциях, то есть чтобы снаряд с большей вероятностью попадал в цель и лучше пробивал броню. Но так как дистанции боя к Русско-японской войне возросли, это вышло боком, потому что более легкий снаряд уже не точнее попадает в цель, а разрушений приносит меньше. Однако на самом деле это было не смертельно. А про крутую японскую шимозу часто рассказывают потому, что у нас на флоте были только бронебойные и полубронебойные снаряды: они рассчитывались на то, чтобы взорваться, пробив преграду. На это же рассчитывались наши капсюльные взрыватели Бринка. А японцы часто использовали взрыватели мгновенного действия, которые срабатывали даже при ударе о воду: бух, бах, все взрывается, спецэффекты как в голливудском фильме. При этом у японцев были снаряды с тонкими стенками и со стенками потолще, то есть фугасные и полубронебойные, а у нас – со стенками потолще и с совсем толстыми, то есть полубронебойные и бронебойные. Поэтому наши взрывы были куда менее эффектны, но в общем-то не менее эффективны, чем японские: в целом воздействие на цель зависит от цели и попадания. Легенда о том, что мы проиграли из-за плохих снарядов, смахивает на неловкое оправдание. Позднее, в Первую мировую в России делали очень длинные и очень тяжелые снаряды, но выиграть это не помогло.