Паулина Гейдж - Искушение богини

Некоторое время они стояли и следили за тем, как бережно выгружают на берег деревья. Но вот Амона унесли назад в его святилище, а Хатшепсут и ее придворные вернулись во дворец, последние возбужденно болтали, точно стайка пестрых павлинов. Она поднялась на трон в аудиенц-зале, а знать расположилась вокруг, приготовившись смотреть, как фараон будет принимать дары. Сенмут и Нехези стояли по обе стороны от трона и невозмутимо следили, как, согласно церемониалу, в зал один за другим вносили подарки и складывали у ее ног. Первыми прибыли мешки с миррой, наполнив всю комнату душным, тяжелым ароматом. Тахути и его писцы взвесили их и записали стоимость каждого.

Асет и Мериет, каждая со своей свитой, стояли в дальнем конце зала и, сами того не желая, трепетали, глядя, как слуги вносят мешок за мешком. Они не верили, что Сенмут когда-нибудь вернется, точнее, они надеялись, что он не вернется никогда и все вволю посмеются над Хатшепсут.

Золота в Пунте оказалось не меньше, чем в самом Египте, и Тахути внимательно следил за тем, как слитки, песок и бесчисленные браслеты вносили в списки и делили на доли – Амону и в царскую сокровищницу.

Нехези наклонился к ней и сказал:

– Здесь так много браслетов, ваше величество, потому что жители Пунта покрывают ими ноги. Через минуту вы сами увидите это, ибо семь вождей с женами и детьми пожелали плыть с нами. Они хотят лично заверить ваше величество в том, что они рады воссоединению с Египтом и стать залогом мира и процветания между двумя странами.

В его улыбке было что-то циничное, и она тихонько рассмеялась в ответ, ни на минуту не поверив в то, что вожди Пунта прибыли по доброй воле.

По правую руку от нее высились груды золота, а слуги все прибывали, с поклонами кладя к ее ногам слоновьи бивни, сгибаясь под тяжестью огромных кусков черного дерева, гладкого и блестящего, как масло. А за ними уже ждали своей очереди новые рабы, почти погребенные под звериными шкурами: здесь были пантера, леопард для жрецов и другие меха. В этом смешении разнообразных шкур она не сразу разглядела, что некоторые из них еще движутся: двенадцать смотрителей зверинца изо всех сил натягивали поводки, удерживая на них собак, больших и маленьких обезьян, которые подняли такой лай, крик и вой, что в зале загудела крыша, и ей стало смешно. Вперед вывели гепарда – поджарого пятнистого изысканного зверя, который уставился на людей холодным немигающим взглядом. Потом зверь сел и начал деликатно умываться. Сенмут пояснил, что это особый дар, присланный самим Париху, верховным вождем Пунта, специально для нее. Охотничий гепард, от которого не уходит ни одна добыча. Она взяла в руку прикрепленную к ошейнику цепочку из золотых звеньев, зверь тут же встал, подошел к ней и остановился на ступеньках трона, прижавшись худым горячим боком к ногам Сенмута.

Представление продолжалось. Вносили бесконечные куски дерева: темного, твердого и светлого, с прекрасным рисунком и сладким запахом – мечта любого резчика. Прибыли страусовые перья, краска для век и мирровое масло. А еще Нехези придумал собрать для нее полную коллекцию цветов и причудливых растений Пунта, чтобы она посадила их у себя в саду.

Когда все кончилось, она сама прошла между грудами сокровищ, помогая делить добычу, пока жрецы Амона ждали своей доли, восхищенно вскрикивая и щупая все подряд с наивным восторгом маленьких детей. После того как дары унесли, она снова взошла на трон, и перед ней предстали семь вождей. Она была удивлена, увидев», до чего они похожи на ее собственных соотечественников: такая же светлая кожа, длинные темные волосы и хрупкое сложение. Как и говорил Нехези, одна нога у каждого от бедра до щиколотки была унизана золотыми кольцами. Они подползли к ней по золоченому полу, и она приказала им встать. У вождей были бороды, худые суровые лица и любопытные глаза, а их женщины и дети носили ту же одежду, что и мужчины, – короткие юбочки, мало чем отличавшиеся от ее собственной. Она приветствовала их, стараясь говорить как можно мягче и всячески подчеркивая свое уважение к ним как жителям той страны, откуда происходят боги, и заверила, что хочет лишь мира и развития торговли между их странами, как это было встарь. Они бесстрастно слушали, не сводя темных глаз с ее покрытого краской лица. Но вот один из них вышел вперед, поклонился и срывающимся голосом начал торопливую хвалебную речь. Притихшие дети с широко раскрытыми глазами жались к ногам матерей.

Внезапно Хатшепсут поняла, в чем дело. Она подняла руку, и говоривший умолк.

– Я приветствовала вас на своей земле, – сказала она им, – и устроила в вашу честь большой пир. Мы пойдем на него вместе. Но вы не чувствуете себя как дома. Вам страшно: а вдруг, оказавшись так далеко, вы никогда не найдете дороги назад. Вот мое обещание: оставайтесь в Египте сколько пожелаете, а когда будете готовы возвращаться, я отправлю вас назад в Та-Нетер с эскортом солдат и богатыми дарами. Клянусь в том своим именем царя и фараона Египта.

Люди Пунта стали заметно менее скованными и принялись болтать меж собой на странном языке. Хатшепсут встала.

– А сейчас мы пойдем в храм поблагодарить Амона и показать ему его долю сокровищ, – сказала она.

Из зала она вышла в сопровождении Сенмута и Хапусенеба, который шагал впереди них. Когда они вышли на дорогу, которая вела в Карнак, солнце обрушило на них свои раскаленные лучи, и их окружили ее рабы, держа над ними балдахин. Перед открытыми дверями святилища Хатшепсут наконец-то смогла произнести слова молитвы, которые два долгих года не шли с ее уст. Тутмос был еще далеко от Фив, а здесь женщину повсюду окружали свидетельства ее непреходящей красоты и мощи. Она истово молилась, сначала лежа ничком на полу, потом встав, чтобы обратиться к богу во всеуслышание.

– Повелеваю всем знать, какую волю исполняла я. Я слушала Отца моего Амона, который повелел мне создать в его честь Пунт посреди Египта и посадить деревья земли богов в садах его храма. Я не пренебрегла этой просьбой. – Ее звонкий голос поднялся, в нем зазвучал вызов. – Он возжелал меня как свою возлюбленную, и мне известна воля его. Я устроила для него Пунт в его саду, как он и повелел.

И она перечислила все дары, которые принесла ему, могущественному Отцу своему, мысленно прося прощения за недостаток веры, горькие сомнения и злые слова, обращенные к богу.

– И ты воздашь соответственно исполненному по приказу твоему, – напомнила ему она, и лишь один Сенмут уловил в ее заносчивых словах умоляющую ноту. – Время твоей жизни – жизнь моего рта. Я, в моем величии, распорядилась, чтобы ему, зачавшему меня, были принесены великолепные дары.

И она снова склонилась перед ним, упав на пол. Откуда-то из-за статуи бога зазвучал и поплыл над головами собравшихся голос оракула: